обо мне, и он набросился на нее с кулаками. Приятели оттащили его. Она снова собралась уходить, но тут настроение Найалла резко изменилось. Сначала он впал в меланхолию и всячески пытался ее удержать, но когда она решительно заявила, что на этот раз все кончено, он сразу же напустил на себя вид полного безразличия.

– Ну, и я, по обыкновению, приняла его слова за чистую монету, – сказала она. – Он твердил, будто все ему теперь без разницы, и я вдруг поняла, что не могу уйти от него просто так.

– Нет, у меня в голове не укладывается, – сказал я, чувствуя, что она снова морочит мне голову. – Почему ты сразу не…

– Хорошо, пусть не сразу. Я уехала всего через два дня.

– Ладно, теперь с этим покончено? – спросил я, остывая.

– Надеюсь. Но я не верю ему. Прежде он никогда так себя не вел.

– Ты хочешь сказать, что он мог поехать следом?

Она явно напряглась, стала суетливо вертеть в руках вилку и ложку.

– Я думаю, он спит сейчас с Джой, вот и не сумел решить сразу, кого предпочесть – ее или меня.

– Может, просто забудем о нем?

– Что ж, забудем.

После еды мы отправились на прогулку по городу, но на самом деле занимали нас вовсе не достопримечательности, и вскоре мы вернулись в отель. Оказавшись в номере, мы широко открыли окна, впустив в комнату вечернее тепло, и задернули занавески. Я забрался в ванну и просто лежал в воде, тупо уставившись в потолок и теряясь в догадках, что предпринять. Все шло не так. Я не был даже уверен, следует ли ложиться с ней в постель. Дверь ванной была открыта. Лежа в ванне, я не мог видеть Сью, но прекрасно слышал, как она ходит по комнате. Мне показалось, что я слышу какие-то слова. Я спросил, что ей нужно, но она не ответила. Потом я услышал, как она заперла на задвижку входную дверь. Она даже не зашла взглянуть на меня. Мы с ней вели себя как двое очень близких людей, начисто лишенных сексуального влечения: мы могли снимать один номер на двоих, раздеваться на глазах друг у друга, даже спать в одной постели, однако незримое присутствие Найалла держало нас на расстоянии.

Я досуха вытерся и вошел в спальню. Сью сидела в постели и листала номер «Пари-Матч», никакой одежды на ней не было. Когда я забрался под простыню рядом с ней, она отложила журнал в сторону.

– Я выключу свет? – спросил я.

– Ты кое-что сказал мне в Ницце. Это было всерьез?

– Смотря что ты имеешь в виду.

– Ты сказал, что любишь меня. Это правда?

– Тогда я любил тебя так, как никого прежде.

– А как теперь?

– Сейчас не лучшее время для вопросов.

– Зато самое лучшее для ответов. Ты любишь меня?

– Конечно люблю. Потому все это для меня так и важно!

Она вытянулась на постели, ногой отбросила простыню и прижалась ко мне.

– Не выключай свет, – сказала она. – Терпеть не могу заниматься любовью в темноте.

Кольюр был крошечным рыбацким селением. Деревушка прижалась к небольшому заливу на самом юге западного побережья Франции – старинный форт и собранные в кучу каменные домишки, окруженные скалистыми холмами, которые в ярком солнечном свете казались зеленовато-коричневыми. Не успели мы приехать, как меня снова охватило все то же необъяснимое ощущение застывшего времени. Казалось, будто жизнь вокруг нас замерла в странной неподвижности: мы можем наблюдать деревушку извне, проходить сквозь нее, но узнать ее по-настоящему нам не дано. Нечто подобное я уже испытал однажды. Я вспомнил городок Эг-Морт, тоже показавшийся каким-то нереальным, будто мертвым, и внезапную мысль о том, что в присутствии Сью я а отвлекаюсь от всего, теряю способность правильно видеть.

Но теперь, когда Сью находилась рядом и когда я наконец по-настоящему был с ней, я чувствовал, что способен совладать со своей рассеянностью и убедить самого себя, что и эта женщина, и это местечко – просто разные стороны моего восприятия действительности. Они даже могли сходиться вместе, если я позволял. Во всяком случае, у меня впервые появилось чувство раскрепощения и счастливого удовлетворения. Мы больше не спорили и не выясняли отношения.

Большую часть дня Кольюр выглядел пустынным, жалюзи на окнах были закрыты от жары. В одиночестве мы бродили по узким булыжным мостовым, взбирались на вершины холмов и наблюдали за лодками. По вечерам местные жители выносили на улицу стулья и усаживались в тени за стаканчиком вина, наблюдая, как рыбаки загружают в грузовики дневной улов, присыпая его колотым льдом. В Кольюре не оказалось ни гостиницы, ни другого наемного жилья, хотя путеводитель утверждал обратное. Нам удалось снять маленькую комнатушку над баром. Для жителей деревушки мы были les anglais. Других приезжих, судя по всему, в поселке не было.

Кроме одного. Мы заметили его на второй день, когда поднялись на холм у восточной окраины деревушки. Узкая тропинка вилась по спирали, и когда мы вновь оказались на западном склоне, откуда начали подъем, нашему взору предстали как на ладони и гавань, и весь поселок. Отсюда, с высоты холма, стены домов и скаты крыш, освещенные утренним солнцем, казались в перспективе несколько укороченными и смещенными в вертикальной плоскости, при этом возникало странное впечатление, будто домишки громоздятся один на другой, образуя несимметричный геометрический узор.

Неподалеку от тропинки сидел художник. Это был маленький человек с круглой головой и сутулой фигурой, неопределенного возраста, но, видимо, еще не старый. На вид ему было лет сорок – пятьдесят. Перед ним стоял мольберт с натянутым на него небольшим холстом. Проходя мимо, мы кивнули ему, но он сделал вид, что не заметил. Я почувствовал, как рука Сью внезапно выскользнула из моей. Она остановилась, пристально посмотрела на художника, потом на меня, затем снова на него. Мы двинулись дальше, но она еще несколько раз оглядывалась, словно пыталась разглядеть рисунок на холсте. Когда мы удалились за пределы слышимости, она заговорила:

– Этот человек очень похож на Пикассо!

– Мне тоже так показалось. Но Пикассо вроде нет в живых.

– Разумеется, это не Пикассо. Но все равно, ощущение жутковатое. Он выглядит точь-в-точь как Пикассо.

– Ты видела, что он рисует?

– Нет, не смогла разглядеть. Но это немыслимо!

Она была ошеломлена встречей.

– Возможно, родственник. Или просто очень похож.

– Ну да.

Мы продолжали прогулку, и я завел разговор о том, как некоторые люди подделывают свою внешность под знаменитостей, которыми восхищаются, но Сью это все равно ни в чем не убедило. Наконец я сказал:

– Давай вернемся той же дорогой и взглянем на него еще раз.

– Хорошо. Я был почти уверен, что к этому времени художник успеет исчезнуть, но он по-прежнему сидел на том же месте, у поворота дороги, ссутулившись на своем раскладном табурете, и рисовал уверенными стремительными мазками.

– Невероятно, – прошептала Сью. – Это может быть только его родственник! Были у Пикассо сыновья?

– Не имею представления.

Теперь мы шли по той стороне дороги, где сидел художник, и могли рассмотреть холст. Когда мы приблизились, Сью крикнула:

– Hold, senorl[10]