— Э-э-э, да полно вам! — воскликнул, наконец, Сломка, видя огорченные лица. — Ведь не для того же мы в самом деле перенесли вчерашнюю передрягу, чтобы сегодня погибнуть. Сейчас мы постараемся определить, где мы находимся, куда несет нас, и с какой скоростью плывет наш остров, а там легко будет вычислить, скоро ли мы пристанем к твердой земле.

— Но я… мне очень хочется кушать! — робко заметила Елена, едва державшаяся на ногах.

— Я умираю от голода! — заревел Фаренгейт. — Я готов сожрать теперь самого себя!.. Понимаете ли, черт побери?

Сломка улыбнулся и вытащил из бокового кармана фляжку, наполненную питательным экстрактом. Увидев ее, американец с жадностью кинулся к драгоценной бутылке, но инженер остановил его.

— Нет, так не годится, сэр Фаренгейт, — хладнокровно произнес он. — Ведь вы знаете, как опасно принимать сразу большое количество пищи на голодный желудок?

Американец недовольно заворчал, но Сломка не обратил на это ни малейшего внимания.

— Видите ли, — продолжал инженер, рассматривая на свет содержимое стекляшки, — тут около шести дневных рационов, то есть, говоря иначе, если мы будем истреблять по одному рациону в сутки, то через 24 часа у нас не останется почти ничего. Поэтому я предлагаю пить экстракт по половине рациона в сутки, благодаря чему наше питание будет обеспечено на вдвое более продолжительный срок.

— По полурациону! — воскликнул американец. — Да я готов один проглотить все! Мне половины рациона мало!

— Как угодно, — пожал плечами Сломка. — Можете использовать и полный рацион, но тогда на завтра у вас не останется ничего.

— Ну, давайте! — согласился американец, протягивая руку к фляжке.

Сломка отвинтил маленький стаканчик, заменявший пробку фляги, налил экстракта и подал Елене. Затем фляжка, каждый раз вновь наполняемая, обошла всех путешественников.

Через несколько минут все почувствовали благодетельное действие питательной жидкости и повеселели. Старый ученый вместе со Сломкой принялись определять высоту Солнца над горизонтом, чтобы затем вычислить широту и долготу, на которых находилась льдина; Гонтран завязал оживленную беседу со своей невестой, а Фаренгейт, улегшись на почву лицом вверх, замурлыкал какую-то песню. Скоро ему, однако, это занятие надоело и, он, вскочив, подошел к инженеру с вопросом:

— Ну, что?

Мы находимся около 20° южной широты и 30° западной долготы, считая от меридиана города Света. Ветер несет нас на юго-запад.

Фаренгейт несколько минут стоял молча, потом вдруг повернулся и мерным шагом отправился кругом плавучего острова. Обойдя его, он взглянул на свой хронометр, вновь лег в прежней позе, время от времени вынимая часы. Через некоторое времени он повторил свою прогулку и, кончив ее, с беспокойством вскричал:

— Я так и знал!

— Что такое, сэр Джонатан? — спросил его профессор.

— Наш остров уменьшается с каждым часом! Он, видимо, тает под лучами Солнца.

— Но почему вы так думаете?

— Час тому назад, обойдя его кругом, я насчитал 2520 шагов, а теперь только 2400 с небольшим.

— Но ваш способ измерения… — начал было Сломка.

— Извините, пожалуйста, — перебил его Фаренгейт. — Я десять лет был скваттером на землях Дальнего Запада и научился измерять землю шагами. Мой шаг — ровно девяносто пять сантиметров, ни больше, ни меньше.

Впрочем без всякого измерения было видно, что окружность плавучего острова уменьшается с каждым часом. Поминутно подтаявший берег осыпался в воду. Даже находчивый Сломка стал в тупик перед этой новой опасностью.

— Ну, — проговорил он, наконец, пожимая плечами, — пусть будет, что будет! Отвратить катастрофу все равно не в наших силах! Будем ждать ночи, когда Солнце скроется и таяние прекратится. А тем временем, авось, нас и принесет к какому-нибудь берегу.

Медленно протянулся этот день. Один Сломка имел настолько духу, чтобы, как ни в чем не бывало, заниматься своими бесконечными вычислениями. Остальные угрюмо следили, как разрушается мало-помалу их последнее убежище.

Наконец, после томительных часов тоскливого ожидания, дневное светило стало тонуть в далекой глади океана. По вычислениям инженера выходило, что остров подвинулся за сутки к юго-западу на пятьдесят миль; но зато окружность его уменьшилась в ужасающей пропорции: к ночи она равнялась не более 200 шагам.

На следующий день, с восходом солнца, всех разбудил радостный крик поднявшегося первым Гонтрана.

— Берег! Берег!

И действительно, на далеком западе чуть заметно виднелась полоска отдаленного берега.

— Да, это берег! — согласился инженер.

— Мы спасены! — громко закричал Фаренгейт.

— Погодите еще радоваться, — остановил его профессор. — Нас отделяют от берега, по крайней мере, сорок километров, а кто знает, в состоянии ли наша льдина пройти такое расстояние? Солнце сейчас опять начнет разрушать ее.

И на самом деле, по мере того как берег — это был континент Секки — становился яснее, ледяная гора таяла в поверхности и с краев. К полудню почти весь слой почвы сполз в море, и путешественники едва держались на скользкой ледяной поверхности, а между тем расстояние, отделявшее льдину от берега, было не менее двадцати километров.

— Придется пуститься вплавь! — заявил Фаренгейт.

— Ни я, ни Елена не в состоянии проплыть и километра, — мрачно отвечал профессор.

— Нельзя ли как-нибудь ускорить ход этой проклятой льдины? — предложил Гонтран.

— Как же?

— Устроить, например, из нашей верхней одежды парус.

— А где мачта? Где рея? Чем сшить одежду?

— Постойте, — заявил Сломка, — у меня есть маленький план. Но сначала подкрепимся немного.

Инженер раздал своим спутникам остатки питательной жидкости.

— Теперь пора! — заявил Сломка. — Гонтран и вы, сэр Фаренгейт, прыгайте в воду, поплывем вместе, толкая перед собой льдину, а Елена с профессором останутся на суше.

С этими словами инженер бросился в воду, за ним последовал Гонтран, а потом и Фаренгейт. Все трое принялись толкать льдину по направлению к плоскому берегу континента. Секки, видневшемуся теперь не более, как в пяти километрах. Это оказалось, однако, делом далеко нелегким, и пловцы выбились из сил прежде, чем проплыли даже половину указанного расстояния.

— Я не могу больше, — проревел, пыхтя как бык, Фаренгейт, — мои ноги точно налиты свинцом и сами опускаются ко дну!

— Еще одно усилие, сэр Фаренгейт! — обратился к нему Гонтран, трудившийся больше всех — Еще один час.

— Ура! Ура! — перебил его оглушительный рев Фаренгейта. — Здесь мель! Я стою на дне!

Сломка и Гонтран поспешили убедиться в этом. Вздох облегчения вырвался из их груди. Немедленно путешествие на льдине было прекращено. Отправив Фаренгейта вперед, Фламмарион взял на руки молодую девушку и, сопровождаемый профессором и Сломкой, направился к берегу. Через полчаса вся компания, — промокшая и продрогшая, но, тем не менее, довольная — была уже на суше.