дорога привела его к прекрасному старинному дому, одинокому и заброшенному, стоявшему в обширном, но запущенном имении. Двери были открыты настежь, внутри, в просторном холле припозднившиеся покупатели беседовали друг с другом и сговаривались с возчиками о доставке мебели. Распродажа, по всей видимости, закончилась; дом казался разоренным, в нем не осталось ничего, кроме довольно большого, красивого книжного шкафа, в котором было отделение для фарфора, изящного комода, круглого стола, резных полок, двух стульев и лежавшей рядом с ними на полу кучки книг и игрушек. Мистер Эллин постоял рядом, охваченный печальными мыслями, без подсказки догадавшись, что перед ним имущество Тины. Он поднял одну из книжек и со вздохом и улыбкой прочитал ее название.

Подоспевший клерк поспешил с объяснениями. По недосмотру тех, кто должен был этим заниматься, классная комната, расположенная в дальнем крыле особняка, осталась неучтенной при составлении описи имущества. Недосмотр был обнаружен лишь при распродаже, во второй половине дня, слишком поздно для того, чтобы эти вещи были включены в аукционные списки. Оставшиеся покупатели не расположены давать за них назначенную цену. Не желает ли джентльмен купить их?

Мистер Эллин и сам не знал, что именно побудило его сделать то, что он сделал: подействовало ли на него название книги, которую он держал в руках, или зрелище рухнувшего мира Тины. Он согласился на предложенную цену и, не переставая спрашивать себя, вправе ли он — без моего разрешения — поступить таким образом, отправил эту мебель по моему адресу. Задавал ли он себе вопрос, как я сумею разместить ее? И что мне делать со всем этим, если вдруг мы потерпим неудачу и никогда больше не увидим Тину? Нет! Такие детали не занимали его — пока дело не было сделано!

Свободная телега нашлась, и мистер Эллин заплатил за свое приобретение, которое должно было отправиться в Клинтон-Сент-Джеймс, как только все мелочи будут упакованы. Этим занималась бывшая служанка, которую вместе с мужем оставил присматривать за домом поверенный кредиторов. Она с каким-то странным удовольствием поведала мистеру Эллину, что тот приобрел имущество, принадлежавшее утонувшей девочке. Когда он сообщил ей, как обстоят дела в действительности, то, по ее радостным восклицаниям, перемежавшимся с возгласами сочувствия, смог убедиться в том, что она не лишена сердца.

— Бедненькая мисс Тина, бедная мисс Тина, — повторяла служанка, — каким же негодяям пришло в голову похитить девочку у доброй дамы, которая присматривала за ней? Только подумать, сколько ей пришлось пережить, бедняжке!

Мистер Эллин заинтересовался, что значит последняя фраза. В ответ он вновь услышал историю, которую рассказывала миссис Сайкс, закончившуюся теми же таинственными намеками на «завещание старой мисс Крейшоу».

— Да, — сказала служанка, заканчивая печальное повествование, — если какой ребенок и заслуживает жалости, то это мисс Тина. Она жила здесь в тоске и печали, сидела взаперти в классной комнате, без друзей, с одной только гувернанткой. Правда, она не видела ужасной смерти матери, но слышала разговоры об этом и бродила по дому, словно маленькое привидение, покуда мистер Дирсли не увез ее сразу же после похорон.

Мистер Эллин старался отогнать от себя образ Тины, одиноко бродившей по площадке для игр в «Фуксии», не смея играть с теми, чья жизнь не была омрачена.

— Неужели ей всегда жилось так плохо? — спросил он. — Ведь наверняка было время…

— Да, она была вполне счастлива на свой лад, молчаливо, когда с ней была няня. Этель Терьер была хорошей, доброй молодой женщиной…

Мистер Эллин постарался сдержать улыбку. Служанка рассмеялась.

— Этель Терьер! — да, сэр, вы правы, это, конечно, звучит странно. Бедняжка, она всегда так стеснялась своей фамилии, что скрывала ее, как могла. Боюсь, люди дразнили ее.

— Весьма дурно с их стороны, — сказал мистер Эллин. Он достал карандаш и блокнот. — Вы не могли бы дать мне ее адрес? Когда мы найдем Мартину, ей, я уверен, захочется получить весточку от своей милой няни.

— Не знаю, где она сейчас, сэр, хоть и слыхала, что она скоро уйдет со своего теперешнего места, потому что дети там уже подросли. А ее собственный дом на ферме «Лютик», в Берридейле, под Наксвортом. Так ее можно разыскать.

— Благодарю вас. А адрес мисс Мэрфи, если вы вдруг знаете его?

— Вот уж не думаю, что мисс Тина горюет по НЕЙ, — заметила служанка, хмыкнув, — но у меня есть адрес, который она прислала из Ирландии, когда сделалась миссис Мориарти, на случай, если ей придут письма. Не представляю себе, кто бы стал утруждаться писать ей.

Мистер Эллин переписал адрес и, отблагодарив добрую женщину за услугу, пустился в обратный путь, в гостиницу. Сожалел ли он о совершенном сумасбродном поступке? Веорятно, так бы и было, не прими его мысли неожиданного направления. Он так и оставался погружен в раздумья, пока в холле гостиницы не появился Гай.

— Виделись вы с братом? — спросил мистер Эллин.

— Да, и Лоуренс не знает никого, кто мог бы иметь законные права на Мартину. Тимон и Гарриет Дирсли были единственными детьми, и у их родителей тоже не было ни сестер, ни братьев. Они любили говорить, что «не обременены родственниками». Жаль, что новости мои оказались неутешительными. Вы твердо уверены, что я никак не могу помочь вам? Я был бы рад оказать услугу миссис Чалфонт.

При этих словах неприязнь мистера Эллина ко всему семейству Чалфонт, не слишком успешно подавляемая во время предыдущей беседы с Гаем, одержала верх над его хорошими манерами. Подняв брови, он саркастически произнес:

— В самом деле?

Гай залился румянцем.

— Я заслужил это, — сказал он без обиды. — Конечно, сейчас слишком поздно; но мне хотелось бы загладить свою вину, насколько возможно — и я был бы рад возможности сделать хоть что-то.

— Ваша мачеха никогда не винила вас ни в чем, — заметил мистер Эллин чуть мягче.

— Вы пользуетесь ее доверием? Вам известна ее история?

— Мне оказана эта честь.

— Я так и думал. Да, поначалу я не был виноват ни в чем. Я совсем не помню нашего бегства из Груби-Тауэрс.

— Разве вы не знали о том, что ваша мачеха не только не винила вас, но делала все, что в ее силах, чтобы уговорить мужа вернуть вас домой, вверив ее заботам?

Ошеломленный вид Гая свидетельствовал о том, что услышанное — для него новость. Мистер Эллин между тем продолжал:

— Она хотела, чтобы остальные вернулись тоже; но согласие не было дано, либо они сами не хотели возвращаться. Было ли это вам известно?

— В течение многих лет — нет. В детстве я так и не получил ответа на вопрос, почему мы не всегда живем дома. Некоторое время я считал — надеюсь, вы простите мне ошибку — что миссис Чалфонт особа порочная, и нам нельзя видеться с ней. У вас с собой ее миниатюра, вместе с Мартининой, я видел ее сегодня утром. Миссис Чалфонт выглядит там ни на день старше, чем на портрете, написанном с нее перед свадьбой, том самом, что был возвращен ей после смерти моего отца. Мальчиком я часто тайком пробирался в галерею, где висели портреты, чтобы посмотреть на свою красавицу-мачеху, пытаясь понять, какое же преступление она могла совершить.

Мистер Эллин, который все еще не мог прийти в себя от выражения «удивительно хорошо сохранилась», заметно смягчился, услышав более справедливую, по его мнению, оценку моей персоны. Он сказал несколько дружелюбнее:

— Это совершенно естественное следствие того, что вы позволите мне, надеюсь, назвать прискорбным, ошибочным решением вашего отца. Как же вы поняли, что ваше предположение безосновательно?

— Не знаю. Понемногу оно сменилось другим — что миссис Чалфонт невзлюбила нас и не хочет оставаться дома во время наших каникул. Этой темы всегда избегали как здесь, так и в Груби-Тауэрс, и расспросы не поощрялись. Я узнал правду лишь в прошлом году, когда мы с Лоуренсом как-то остались наедине у бивачного костра. Он сам смутно понимал — боюсь, он не очень старался выяснять, — что только