натолкали в самолет ликера, вина, фруктов и яиц и улетели в Вудхолл Спа. Чешир встретил их неприятной новостью — Кохрейн запретил им дальнейшие полеты.

— Не стоит спорить, Мик, — сказал Чешир. — Он решил твердо. Он сказал, что вы просто угробите себя, если он позволит вам летать дальше.

Мартин все—таки заспорил, но Кохрейн отправил его в штаб 100–й группы, где он немедленно записался в эскадрилью ночных истребителей «Москито», чтобы вылетать на охоту в Германию.

У меня сохранилось письмо, которое Чешир написал своему другу через 4 года, вспоминая былые дни. Он говорит: «Становым хребтом эскадрильи были Мартин, Манро, МакКарти и Шэннон. Но самым великим из них был Мартин. Он не был человеком, который беспокоится об административной стороне дела (хотя я думаю, что сейчас он переменился), но как пилота я ставлю его выше Гибсона. Он был лучшим в наших воздушных силах. Я видел, как он делает вещи, о которых я не смел и мечтать.

Это совсем неплохой отзыв от человека, которого самого считают одним из лучших пилотов— бомбардировщиков мира. У меня сохранились воспоминания Чешира: «Все, что я знал о полетах на малой высоте, я узнал от Мика. Он показал мне, что можно делать на малых высотах, и я не помню у него ни единой ошибки».

Сам Чешир был несомненно одним из наиболее выдающихся пилотов 617–й эскадрильи. Хотя если кто—то сказал бы это, он с мягкой и извиняющейся улыбкой постарался бы откреститься. Он всегда стремился держаться в тени, что было совсем необычно для столь решительного и отважного человека. Трудно найти кого—либо, кто превосходил бы его по отваге. Он излучал странное обаяние лидера, умного, решительного человека, человека идеи и идеала (временами странного, но всегда независимого). Все это он понимал и уравновешивал критичным самоанализом. Он никогда не освободился от мысли, что потерял самообладание над Антеором. Чешир полагал, что должен был лететь так же низко, как и Мартин, и не находил себе оправдания. Хотя он сам и его экипаж почти наверняка погибли бы, даже не успев сбросить маркеры, что означало полный провал всей операции.

Так или иначе, но успех остался всего в 5 ярдах от них. Это было очень болезненно для 617–й эскадрильи. Антеор стал для них заколдованным местом.

Чешир сообщил Кохрейну, что налет на Антеор убедил его в 3 вещах:

1. Чтобы добиться точного бомбометания по точечным целям, требуется точное целеуказание.

2. Точно сбросить маркеры можно только с малой высоты.

3. Сброс маркеров с малой высоты ОЧЕНЬ опасен для такого большого самолета, как «Ланкастер», если цель хорошо защищена.

Кохрейн все еще не был убежден, что можно сбрасывать маркеры с малой высоты, однако он сказал Чеширу, что тот может попробовать, если хочет, на слабо защищенной цели. Поэтому эксперименты начались. Чешир хотел отработать систему к тому времени, когда будут готовы «толлбои»  Уоллиса. Первая бомба была уже почти готова к испытаниям, а спустя некоторое время будет создан и запас таких бомб. Тем временем эскадрилье потребовалась небольшая реорганизация. После ухода Мартина и Саггитта не осталось командиров звеньев.

Это была идея Кохрейна — разделить эскадрилью на звенья, чтобы ею было легче управлять. Идея оказалась очень удачной, так как Чешир получил возможность повысить в звании Шэннона, МакКарти и Манро, которые только и остались от первого состава эскадрильи. Это были надежные, испытанные в боях ветераны, идеально подходившие для выполнения специфических задач 617–й эскадрильи. Шэннон теперь превратился в молодого старика, временами ядовитого на язык, сильно взвинченного на земле (хотя совсем не склонного к истерикам), но спокойного и холодного, как айсберг, в воздухе. МакКарти, сильный, как бык, и с таким же темпераментом, не выносил насмешек — его расправа с нахальным юнцом, забывавшим об этом, всегда была быстрой и страшной. Манро, немногословный, скромный новозеландец, такой заслуженный и суровый, что получил прозвище «Счастливчик», делал большую часть скучной рутинной работы в эскадрилье и никогда не заподозрил, что все женщины вспомогательных служб восхищаются им, как сильным, молчаливым мужчиной. Австралиец, американец, новозеландец, каждый со своим специфическим национальным характером, которых возглавлял хитрый и отважный англичанин, были прекрасным коллективом лидеров для эскадрильи, которая всех их уважала.

В эскадрилье появились несколько новых пилотов, включая еще одного американца Никки Нилана, забавного парня из Мэдисона, Висконсин, который совершенно не имел нервов. Именно этого хотел Кохрейн от пилотов 617–й эскадрильи. Нилан уже совершил около 20 вылетов в составе 619–й эскадрильи, и каждый раз его обстреливали истребители. Несколько раз по пути к цели ему расстреливали моторы, снаряды вырывали целые куски из его самолета, но каждый раз он доводил дело до конца и сбрасывал бомбы. Орден за выдающиеся заслуги был подтверждением этой его похвальной привычки. Однажды германский ночной истребитель надвое разрезал его хвостового стрелка. Когда самолет сел, разыгралась ужасная сцена. Шофер скорой помощи ударился в истерику и не смог ничего сделать. Только бесчувственный Нилан вынес останки из башни.

Нилан поступил в Королевские Канадские ВВС еще до того, как Америка вступила в войну, и лишь недавно был переведен в собственные ВВС. Хотя он теперь был лейтенантом американских ВВС, он хотел завершить цикл в составе КВВС. (В оригинале использован прелестный каламбур, который невозможно передать на русском.

Lieutenant — lootenant. Первое переводится как «лейтенант», второе можно перевести как «гробмастер». А. Б.) Он перешел в новую эскадрилью вместе со своим экипажем, не говоря им, куда именно они попадут. Его товарищи заявили, что это эскадрилья самоубийц, на что Нилан возразил, что и в 619–й мало кто завершал цикл благополучно, а потому не один ли черт. Экипаж еще больше погрустнел, когда Нилан внезапно превратился в исключительно скверного пилота. Перейдя в 617–ю эскадрилью, он получил новый самолет «R Роджер»  и никак не мог совершить своей обычной посадки на три точки. Даже взлеты превратились в сплошную нервотрепку, так как «R Роджер»  совсем не стремился покидать землю. Даже взлетев, он набирал высоту не лучше кирпича.

— Отыграй назад, Никки, — сказал один из его стрелков. — Тебе везло с зенитками, но ты разучился летать.

— К чертям собачьим, — ответил взбешенный американец. — Это проклятый самолет. Он просто не хочет летать, сын потаскухи.

Следующие несколько недель 617–я эскадрилья была занята тренировкой новых экипажей и знакомством с новыми командирами звеньев. Чешир и «Говорящая бомба»  летали на высоте 5000 футов, пробуя сброс маркеров со средних высот. Однако они так и не смогли точно класть их на плохо видимую цель. Кохрейн приказал им продолжать эксперименты.

Первая пара прототипов «толлбоя»  была изготовлена. На полигоне Эшли Уок начался сложный процесс их испытаний. Они выглядели очень зловеще. Сверкающая иссиня—черная сталь, стройный обтекаемый корпус длиной 21 фут. Бомба весила 12030 фунтов. «Ланкастер»  сбросил ее с высоты 20000 футов. Она полетела, словно пуля. С такой скоростью не падала еще ни одна бомба. Задолго до встречи с землей она превысила скорость звука. Вокруг бомбы при переходе звукового барьера образовалась ударная волна сжатого воздуха. Бомба начала раскачиваться и едва не опрокинулась. Она совсем немного ушла от точного курса, но этого было достаточно, чтобы нарушить неслыханную точность, которой требовал Уоллис.

Ему удалось исправить это, предложив блестящее решение. Хвостовое оперение бомбы было развернуто. Поэтому бомба, набирая скорость, начинала вращаться. Чем быстрее она падала, тем быстрее вращалась. Когда бомба достигала скорости звука, она уже походила на артиллерийский снаряд, и гироскопический эффект удерживал ее от рысканья в момент перехода звукового барьера. В Шоберинессе слепой коммодор авиации Хаскинсон провел климатические испытания бомб. Были проведены испытания на плохое обращение. Бомбы таскали по кочкам и рытвинам, бросали на бетонный пол. Потом одну бомбу наполнили RDX, поставили на нос и взорвали. Приборы, расставленные в круге радиусом 100 футов,