Изабо, второй… Словно надеялся, что именно здесь притаилось ожидающее его на чужбине счастье.

— Вы что-то ищете? — спросил я, уже зная — что.

— Где-то тут должен быть мой любимый ручной паучок… — ничуть не смутился Маньяр.

— Не этот ли? — Я поднял крышку с медальона матери (лишь его я успел взять с собой перед попыткой прорыва). Под крышкой оказалось достаточно места — и там удобно устроился паук — тот самый, с рубиновой искрой на брюшке.

— Именно он, — подтвердил сенешаль. Осторожно отлепил от брюшка крупинку орханита, убрал в крохотный серебряный футлярчик. И небрежным щелчком отправил «любимого паучка» на пол.

Изабо медленно багровела от злости. Поднеся к уху свой перстень, Маньяр мог с расстояния в пару лиг прекрасно слышать все, что говорилось поблизости от крупинки… Вот так-то, сестрица. Не стоило брезгливо воротить нос от обитателя паутины, стоило присмотреться повнимательнее.

Но теперь игра пошла в открытую. Сенешаль знает, что мы знаем, что он знает…

— Кстати, мессир Арноваль, — Маньяр изобразил широкую и добрую улыбку, — повторите еще раз, что вы говорили о местонахождении принцессы Иветты?

Пожалуй, я становлюсь похожим на главного персонажа сказочки о Майэле-простаке — ко мне тоже липнут все встречные. Липнут и навязываются в попутчики…

Городок со звучным названием Гран-Аржан-сюр-ривьер мы покинули вчетвером — я, сестрица Изабо, старина Брок и Маньяр. Вчетвером — если не считать полусотни конных лучников, сопровождавших сьера сенешаля.

Лучники, кстати, оказались достаточно странные. Нетипичные. Какие-то уж больно серьезные и молчаливые. Не слышалось от них ни ядреных солдатских шуточек, ни божбы, ни клятв продырявленным чревом святой Бастианы — без которых, как известно, не обходится ни один уважающий себя лучник. Около полудня мы проехали мимо придорожной корчмы — и, удивительное дело, не раздался столь знакомый любому командиру невнятный ропот, намекающий, что неплохо бы промочить глотку. Более того — ни единого алчущего взгляда, брошенного в сторону заведения, я не заметил… Чудеса.

Мне слишком часто доводилось и командовать лучниками, и сталкиваться с солдатами королевского прево, чтобы оценить такое небывалое поведение людей Маньяра.

Сам сенешаль вызывал не меньше подозрений.

Судя по гербу, украшавшему его притороченный к седлу щит, происходил сьер Ги из луайанской ветви Маньяров. Ну и зачем, скажите ради Девственной Матери, оказался он в здешней глуши, так далеко от родных мест? И даже не на кормной должности субпрево при ставке наместника — но сенешалем?! Сенешали прилегающих к столице округов — совсем иное дело, в Пограничье же эту лямку тянут дворянчики из захудалых родов, а зачастую и офицеры, выслужившиеся из простонародья…

Можно, конечно, предположить, что Маньяр по-крупному проштрафился в Луайане, и вынужден был уносить ноги, и лишился поддержки семьи… А служба сенешалем — единственный оставшийся у него способ прокормиться.

Можно — но не стоит забивать голову такими глупыми предположениями.

Продав свой перстень и футлярчик с крупинками орханита, сьер Ги мог бы несколько лет вести безбедную жизнь придворного при дворе короля Танкреда, благо происхождение позволяло. Или мог купить должность, куда менее хлопотную и приносящую несоизмеримо больший доход…

Вывод прост и гнусен — налицо еще один претендент на руку и приданое мзель Иветты. И его вышколенные лучники совсем недавно облачились в сине-красные цвета королевского прево, а до того, без сомнения, были лучшими бойцами в дружине Маньяра-старшего.

— По-моему, лорд Арноваль, пора сделать еще одно определение, — сказал Маньяр.

И, хоть реплика его звучала лишь предположительно, тут же достал из седельной сумки кожаный тубус, а из тубуса — свернутую в трубку карту. Я не стал спорить. И в самом деле — пора. Честно говоря, заняться процедурой определения с достаточной точностью можно было и час назад, но я преднамеренно не спешил.

— Приступим, — покладисто сказал я и спешился. Маньяр тоже покинул седло, сделал знак рукой. Лучники отъехали подальше — и словно бы невзначай оттеснили в сторону Изабо и ее мохнатого паладина.

Местом для определения сенешаль выбрал обширный луг. густо уставленный каменными стенами: невысокими, чуть выше колена. Не длинными — в сотню шагов каждая, не более.

Сооружения, сложенные методом сухой кладки, представляли собой крутые дуги, направленные концами в сторону леса Буа. И казались памятниками седой и мрачной древности.

На деле же сложили их местные вилланы совсем недавно — после того, как выяснилось, что языки губительной Белой Слизи движутся исключительно по прямой, и, натолкнувшись даже на такое незначительное препятствие, меняют направление движения. Выпутаться из каменного лабиринта Слизь не могла — рано или поздно возвращалась обратно в лес.

Я извлек из кожаной ладанки суровую нить с привязанной к ней половинкой золотого кольца. Маньяр вздохнул, стараясь сделать это незаметно. Ему наверняка очень хотелось заполучить в свое распоряжение кусочек благородного металла с неровно обломанными краями. Но увы — Кольцо Разлуки сработает лишь в той руке, что его разломила…

Нить качнулась несколько раз и замерла — в положении, несколько отличном от вертикали. Я медленно опускал руку — пока и половинка кольца, и подвешенный на второй нити контрольный грузик не коснулись карты. Сенешаль быстро сделал две отметки свинцовым карандашом.

Карта у него была хороша — судя по виньетке в углу, работы самого фра Альяго. Нимфы и дриады, выглядывавшие из-за стилизованных деревьев, оказались на редкость бесстыжими и привлекательными (по слухам, в свое время Альяго анонимно иллюстрировал скандально известные «Пороки любви» Марго- Аладриэли Беонийской). Другие обитатели заповедных пущ, изображенные рукой достопочтенного фра — эльфы и фавны — свидетельствовали, что и мужская красота порождала у Альяго изрядное вдохновение. Впрочем, обители лацерианцев всегда славились вольными нравами.

Места, считавшиеся полвека назад в Буа «опасными», фра наивно отметил фигурками волков и разбойников. Да-а-а, не приходилось ему встречаться с Черным Мешком или Прыгучей Смертью…

Пока я любовался творением маэстро, сенешаль без какого-либо почтения к шедевру прочертил его тонкой линией, — которая пересеклась с другой, сделанной сегодня утром. Пересеклась не так далеко от стилизованного изображения замка — крохотные флаги на донжоне и угловых башенках украшали гербы сьеров де Буа. Отклонение вполне объяснялось небольшими погрешностями при ориентировке карты по сторонам света.

— Принцесса в замке, в Тур-де-Буа, — сказал сенешаль отрешенно.

Лицо у него стало столь же отрешенным и задумчивым. Не иначе как прикидывал, что для него выгоднее: приказать лучникам немедленно превратить меня в подобие пресловутого чрева святой Бастианы или проверить, сдержит ли король Жофруа II — новый сюзерен Аргайла — свое обещание насчет немалой награды за голову беглого герцога Арноваля.

Поразмыслить было о чем — и у собственных подданных, и в сопредельных странах король заслужил нелестное прозвище — Жофруа Скупой.

Пока мысли мессира Ги не приняли опасный оборот, я поспешил уточнить:

— Да, сегодня она в замке. Но вчера ее там не было. Задумчивость во взгляде Маньяра сменилась удивлением. Пришлось объяснить:

— Вчера я тоже сделал два определения. В десятке лиг от Гран-Аржан и в гостинице «Зеленый дракон». Если ваши воины, столь любезно взявшие на себя охрану моего имущества, позволят