В детстве Сьюзен пару раз навещала дедушку, гостила у него по нескольку дней и все равно возвращалась домой в тот же день, когда и уехала, — согласно настенному календарю. Это всегда ставило ее в тупик, она задавала вопросы, но ответов не получала.
Это было тогда. А сейчас Сьюзен знала — хотя ни одно из человеческих существ не смогло бы разделить с ней это знание. Просто… иногда, как-то, где-то, вдруг, часы переставали иметь значение.
Каждый рациональный миг разделяют миллиарды мигов иррациональных. Где-то вне времени едет в своих санях Санта-Хрякус, зубная фея поднимается по лестнице, Дед Мороз рисует свои узоры, а мясленичная утка откладывает шоколадные яички. В бесконечном пространстве между неуклюжими секундами Смерть двигался как ведьма, танцующая меж каплями дождя.
Люди могли бы… Нет, жить здесь люди не могли бы. Как ни разбавляй вино водой, хоть целую ванну налей — получишь лишь больше жидкости, но количество вина останется прежним. И резинка остается прежней, как ее ни растягивай.
Впрочем, люди могли бы здесь существовать.
Тут никогда не было слишком холодно, хотя воздух покалывал словно в ясный зимний день. Чисто по привычке Сьюзен достала из шкафа пальто.
— ПИСК.
— Может, ты вернешься к своим крысам и мышам? Тебя, наверное, заждались.
— Не-а, — ответил за Смерть Крыс ворон, упорно пытающийся сложить когтями красную оберточную бумажку. — Перед страшдеством всегда некоторое затишье. Вот через несколько дней придется побегать. Хомячки всякие, морские свинки… Иногда детишки забывают кормить своих питомцев. Или причиной тому чисто научный интерес: а что у зверьков внутри?
Кстати о детях. Твила и Гавейн — придется их оставить. Но что может с ними случиться? На это просто не будет времени.
Сьюзен поспешно спустилась по лестнице и вышла на улицу.
В воздухе парила снежная завесь. И это вовсе не какое-нибудь поэтическое описание. Снежинки в буквальном смысле висели как звезды на небе. Касаясь Сьюзен, они таяли, вспыхивая электрическими искорками.
На улице было много людей, но время закристаллизовало их. Осторожно лавируя между застывшими прохожими, Сьюзен добралась до парка.
Снег совершил то, на что не были способны ни волшебники, ни Городская Стража: очистил Анк- Морпорк. У города не было времени, чтобы снова выпачкаться. Утром он, возможно, будет выглядеть так, словно его засыпали кофейными меренгами, но сейчас улицы, кусты и деревья были белоснежными.
И вокруг царила тишина. Завесь снега закрыла уличные фонари. Чуть углубившись в парк, Сьюзен почувствовала себя так, словно бы оказалась где-то за городом.
Она сунула в рот два пальца и свистнула.
— Знаешь, это можно было бы проделать более торжественно, — сказал ворон, опускаясь на покрытую снегом ветку.
— Закрой клюв.
— Впрочем, ты хорошо свистишь, лучше, чем многие женщины.
— Кажется, я велела кое-кому закрыть клюв. — Они стали ждать.
— Кстати, зачем ты украл кусочек красной обертки с подарка маленькой девочки? — спросила Сьюзен.
— У меня свои планы, — таинственно произнес ворон.
Они снова стали ждать.
«Интересно, — неожиданно для себя подумала Сьюзен, — а что, если у меня ничего не выйдет? Смерть Крыс, наверное, все животики надорвет…» Этот мелкий крысюк умел хихикать язвительнее всех в мире.
Послышался стук копыт, снег расступился, и появилась лошадь.
Обойдя Сьюзен кругом, Бинки остановилась. От ее боков валил густой пар.
Седла не было. С лошади Смерти не упадешь.
«Если я сяду на нее, все начнется сначала. Я окажусь в совсем другом мире. А ведь я так упорно хваталась за этот, настоящий, мир. И вот мне суждено пасть…»
«Но тебе ведь самой этого хочется… не так ли?» — откликнулся внутренний голос.
Не прошло и десяти секунд, как в парке остался только снег.
Ворон повернулся к Смерти Крыс.
— Ты, случаем, не знаешь, где можно найти веревочку? Или шнурок какой-нибудь?
— ПИСК.
За ней наблюдали.
— Кто она? — спросил один.
— Мы ведь помним, что у Смерти была приемная дочь? Так вот, эта девушка — ее дочь, — сказал один.
— То есть она человек? — спросил один.
