— Эти шоколадные монетки были повешены для детишек!

— ПИСК? — уточнил Смерть Крыс, отступая от блестящих кругляшков.

— Почему он это делает?

— ПИСК.

— Ты тоже не знаешь?

— ПИСК.

— Случилась какая-нибудь беда? Он что-то сделал с настоящим Санта-Хрякусом?

— ПИСК.

— Почему он не хочет говорить?

— ПИСК.

— Спасибо. Ты очень мне помог.

Что-то затрещало. Она резко повернулась и увидела, как ворон сдирает с одного из пакетов красную обертку.

— Немедленно прекрати! — Ворон виновато покосился на нее.

— Я только чуточку, кусочек… — сказал он. — Никто и не заметит.

— На что она тебе сдалась?

— Нас привлекают яркие цвета. Автоматическая реакция.

— Яркие цвета привлекают галок!

— Вот проклятье. Правда?

— ПИСК, — подтвердил Смерть Крыс.

— О, да ты, я вижу, еще и орнитолог! — огрызнулся ворон.

Сьюзен села и вытянула руку.

Смерть Крыс вспрыгнул ей на ладонь. Она почувствовала, как его коготки, похожие на крошечные булавки, вонзаются в кожу.

Все это очень походило на какую-нибудь прелюдию к совместному дуэту прелестной героини и Синей птицы.

Почти походило.

По крайней мере некоторыми мотивами. Но на данное представление дети до шестнадцати не допускались.

— У него что-то с головой?

— ПИСК, — пожала плечами крыса.

— Но такое ведь могло случиться. Он очень старый, видел немало всяких неприятных вещей…

— ПИСК.

— Все беды мира, — перевел ворон.

— Я поняла, — сказала Сьюзен.

Такой способностью она тоже обладала. Она не понимала, что именно говорит крыса, но общий смысл улавливала.

— Случилось что-то очень плохое и он не хочет мне говорить? — спросила Сьюзен.

Это предположение еще больше разозлило ее.

— И Альберт тоже тут как тут, — добавила она. «Тысячи, миллионы лет заниматься одной и той же работой… — подумала Сьюзен. — Причем не самой приятной. Не всегда в мир иной уходят милые старички и старушки. И не всегда от старости. Тут всякий сломается…»

Однако кто-то же должен это делать. Сьюзен сразу вспомнилась бабушка Твилы и Гавейна. Однажды она вдруг заявила, что на самом деле является императрицей Крулла, и с тех пор наотрез отказывалась носить какую-либо одежду.

Сьюзен была достаточно умна, чтобы понимать: фраза «кто-то должен это делать» ничего не значит. Люди, произносящие ее, как правило, никогда не добавляют: «…И этот кто-то — я». Однако сидеть сложа руки тоже нельзя. И особого выбора нет. Не то что особого — вообще никакого. Есть только Сьюзен.

Бабушка Твилы и Гавейна сейчас обитала в частной щеботанской лечебнице на берегу моря. В данном случае этот вариант даже не рассматривался. Все прочие пациенты разбежались бы.

Сьюзен сосредоточилась — к этому у нее тоже был талант. Она даже удивлялась: и почему все остальные считают это таким сложным? Закрыв глаза, Сьюзен вытянула перед собой руки ладонями вниз, расставила пальцы и начала опускать руки.

Не успела она их совсем опустить, как часы перестали тикать. Последний удар растянулся надолго, в точности как предсмертный хрип.

Время остановилось.

Однако момент продолжал длиться.