— Но мы никуда не двигаемся… Они исчезли.
Они появились снова.
Пейзаж изменился. Возникли заснеженные и покрытые зеленоватым льдом горные вершины. Однако эти горы не были старыми, изношенными временем и непогодой. С плавными лыжными склонами. Нет, эти горы были молодыми, мрачными и полными энергии. Их испещряли ловко скрытые ущелья и безжалостные трещины. На ваш вопль здесь откликнется уж никак не одинокое стадо горных козлов, а пятьдесят тонн снега срочной доставкой.
Лошадь приземлилась на снежном бордюре, который ни в коем случае не должен был их выдержать.
Смерть слез с коня и помог спуститься госпоже Флитворт.
Они прошли по снегу к замерзшей тропе, огибавшей склон горы.
— Зачем мы здесь? — спросила госпожа Флитворт.
— ПОДОБНЫМИ ВСЕЛЕНСКИМИ ВОПРОСАМИ Я НЕ УВЛЕКАЮСЬ.
— Я имела в виду, зачем мы прилетели на эту гору. Почему прилетели именно в это место… — терпеливо пояснила госпожа Флитворт.
— ЭТО НЕ МЕСТО.
— Что же это в таком случае?
— ИСТОРИЯ.
Они свернули за поворот. И увидели пони с тюком на спине. Лошадка неторопливо объедала листья с растущих здесь чахлых кустиков. Сама тропа заканчивалась стеной подозрительно чистого снега.
Смерть достал из складок плаща жизнеизмеритель.
— СЕЙЧАС, — сказал он и шагнул в снег. Она уставилась на снег и подумала, а хватит ли у нее смелости последовать за ним. Очень трудно отказаться от привычки ощущать плотность предметов.
А потом это оказалось ненужным.
Из снега кто-то вышел.
Смерть поправил уздечку и сел на Бинки. На секунду он задержался, чтобы бросить взгляд на две фигурки, стоящие возле снежной лавины. Они были почти невидимыми, их голоса превратились в легкое дуновение воздуха.
— А он и говорит: «СОГЛАСЕН ЛИ ТЫ ИДТИ С НЕЙ РУКА ОБ РУКУ, ПОКА Я НЕ РАЗЛУЧУ ВАС?» А я спрашиваю: куда? Он ответил, что не знает. Что случилось?
— Руфус, любовь моя, ты мне не поверишь…
— Но что это был за человек в маске? Они обернулись.
И никого не увидели.
Жители деревушки, что затерялась в Овцепикских горах, знают толк в народных танцах, и настоящий народный танец они исполняют только один раз, на рассвете, в первый день весны. А потом его не танцуют все лето. Да и зачем, если уж на то пошло? Ведь никакого проку не будет.
Но в определенный день, когда вот-вот должна наступить ночь, танцоры уходят с работы пораньше и достают из комодов и с чердаков другие костюмы, сплошь черные, и другие колокольчики. И разными тропами они идут к некоей долине. Они идут молча. Никакой музыки не слышно. Трудно даже представить, какой могла бы быть эта музыка.
Их колокольчики не звенят. Они сделаны из октирона, волшебного металла. Но эти колокольчики вовсе не бесшумны. Тишина — это ведь не более чем отсутствие звука. Они издают полную противоположность шуму, нечто вроде плотно сотканной тишины.
И в тот холодный день, когда свет покидает небо, среди схваченных морозом листьев и влажного воздуха они исполняют другой народный танец. Чтобы восстановить равновесие.
Жители деревни утверждают, что обязательно нужно исполнить оба танца, иначе нельзя исполнять ни одного.
Ветром Сдумс шел по Бронзовому мосту. Это было время, когда ночные жители Анк-Морпорка ложатся в свои постели, а дневные просыпаются. Так что ни тех ни других в это время на улицах нет.
Сдумс чувствовал, что должен прийти сюда, на это место, этой ночью, именно сейчас. Однако это чувство несколько отличалось от того, что он испытал, когда понял, что скоро умрет. Это было чувство шестеренки внутри часов — все крутится, пружина распрямляется и твое место именно здесь…
Он остановился и склонился над водой. Темная вода или по крайней мере проточная жижа обволакивала каменные устои. Была одна древняя легенда… что же там говорится? Если бросить в Анк с Бронзового моста монетку, то обязательно сюда вернешься. Или если тебя вырвет в Анк? Вероятно, первое. Большинство граждан, у которых хватит ума бросить монетку, обязательно вернутся — хотя бы для того, чтобы ее поискать.
Из тумана выступила фигура. Сдумс напрягся. — Доброе утро, господин Сдумс.
Тревога несколько отхлынула.
— А, сержант Колон? Я принял тебя за кое-кого другого.
— А это оказался я, ваша магическая светлость, — весело ответил стражник. — Вечно появляюсь там, где не надо.
— Насколько я понимаю, мост благополучно пережил еще одну ночь. Никто его не украл. Молодец.
— Осторожность никогда не помешает. Я стараюсь придерживаться этого принципа.
— Уверен, горожане могут спокойно спать в чужих постелях, зная, что их мост весом пять тысяч тонн никто не украдет.
В отличие от садовника Модо сержант Колон догадывался о смысле слова «ирония». «Ирон» — так в Клатче называли железо. Сержант с уважением улыбнулся Сдумсу.
— Нужно быстро соображать, чтобы всегда на шаг опережать современных бандитов, господин Сдумс.
— Хвалю. Кстати, ты никого здесь не видел?
— О нет, ни одной живой души, — улыбнулся сержант, но тут же понял, что ляпнул что-то не то, и поправился: — Только не прими это на свой счет, ваша честь.
— О.
— Ну, мне пора.
— Хорошо, хорошо.
— Все в порядке, господин Сдумс?
— Все отлично.
— В реку больше бросаться не будешь?
— Не буду.
— Уверен?
— Да.
— Ну и ладненько. Доброй ночи. — Он вдруг замялся. — Скоро собственную голову где-нибудь забуду. Один парень просил передать вот это…
Сержант Колон протянул волшебнику грязный конверт.
Сдумс вгляделся в туман.
— Какой парень?
— Да вот же он… о, уже ушел. Высокий такой, выглядит несколько странно.
Сдумс развернул клочок бумаги. «ООооо Ииии ОооИиииОООиии» — было написано там.
— А, — сказал он.
— Что, плохие новости?
— Это как поглядеть, — сказал Сдумс.
— О, верно. Замечательно… тогда спокойной ночи.
— До свидания.
Сержант Колон задержался еще на мгновение, пожал плечами и удалился.
Когда он ушел, за спиной Сдумса появилась тень.
— ВЕТРОМ СДУМС? Сдумс даже не обернулся.
— Да.
Краешком глаза он увидел, как на парапет легли две костяные руки. Фигура устроилась поудобнее, и
