особ женского пола, выпучивших на него глаза.
Он спрыгнул с кровати, споткнулся о стол и шагнул к ним, путаясь в простынях, обмотавшихся вокруг ног. Девушки, испуганно повизгивая, отскочили в сторону. На Эйдриана вдруг навалилась дурнота, все кругом потемнело, но он успел разобрать, что Эммы среди этих хихикающих дурочек не было. Может, он все еще спит?
— Убирайтесь вон, наглые чертовки! — гаркнул он, угрожающе махнув в их сторону рукой.
— Вот, значит, как выглядит герцог, — прошептала та, что посмелее. — Даже не представляла, что у них все такое большое.
Такое большое? Неужели с него свалились штаны? Нет, слава Богу, штаны под халатом на месте. Но с ногами что-то неладное — они окаменели.
Словно в дурмане, он слышал приглушенные, испуганные крики, видел, как девицы разбежались в темноте подобно жалким мышкам. Какая наглость! Заявиться в комнату спящего мужчины, чтобы поглазеть на него. А он беспомощен… Как она его назвала? Беспомощен, как бабочка.
Эйдриан сделал еще одну неуклюжую попытку догнать непрошеных гостей или хотя бы отругать, но сил не было. Снотворное, которое он проглотил по настоянию Хита Боскасла, погрузило бы в сон обычного человека, по крайней мере, на три дня, а на такого железного, как Эйдриан, могло подействовать только до утра. Сейчас он чувствовал, что голова разламывается, руки и ноги налились свинцом и еле двигаются.
Он еще разок сердито крикнул, чтобы показать, как он разгневан, и тяжело опустился на кровать.
Возможно, утром к нему вернутся силы, и тогда он отыщет назойливых мышек и покажет им, что с лордом Вулвертоном шутки плохи. Но вначале он найдет Эмму Боскасл и попросит извинить его за ту обиду, что ей нанес.
Вообще-то, честно говоря, он не чувствовал себя виноватым. Их встреча стала самым ярким впечатлением с тех пор, как он вернулся в Англию. Она единственный человек — вернее, единственная женщина, — кто проявил искреннюю заботу о нем, не думая о том, что получит взамен. И еще — он всегда питал слабость к женщинам, обладающим острым умом.
В этой проклятой стране все лебезили перед ним, едва узнав, что он наследник герцога. Словно титул, который он получил при рождении, сам по себе является предметом гордости.
Он имел несчастье родиться тем, кем родился, и все сознательные годы жизнь Эйдриана была такой, что он убеждался в этом: в том, что родился в грехе.
Особенно он не переживал по этому поводу — по большому счету ему безразлично, правда это или нет. Но это было до того, как Эмма Боскасл стащила для него засахаренные цветочки со свадебного пирога.
Эмма легла спать со слабой надеждой на то, что, когда проснется, вдруг окажется, что событий предыдущего дня просто не было. Но первое, о ком она подумала, открыв глаза, был он. Раненый скандальный лорд. Волк, лежавший в постели. Он действительно болен или затаился? Она не знала, чего ждать, поскольку похожих случаев в ее жизни не было.
Но она была уверена, что стоит ей приступить к каждодневным обязанностям, к урокам с ученицами — этими дикими бутонами, которым предстоит расцвести полным цветом и превратиться в благовоспитанных леди, — и она сможет выкинуть Эйдриана Раксли из головы. Трудности воспитательной работы — лучшее лекарство.
Шел мелкий дождь. Камин погас, оставив запах золы. В комнате было сыро.
Эмма свернулась калачиком под одеялом и лежала, прислушиваясь к шуму экипажей и стуку копыт по лужам за окном. Дождь ритмично барабанил по крыше, с улицы доносился крик продавца пирожков, предлагавшего свой свежеиспеченный товар. У нее забурчало в животе от голода. Ужасно захотелось есть, но не обычный завтрак, состоявший из чая, тостов и тонкого ломтика сыра. Хочется чего-то основательного: бифштекса с поджаристой корочкой и лукового пирога, например.
Она медленно отбросила одеяло. В теле ощущалась непривычная бодрость, и даже холодный воздух ласкал тело.
Как он осмелился?!
Интересно, он спокойно спал ночью?
Эмма быстро умылась дорогим апельсиновым мылом, привезенным из Испании. Это мыло она приберегала для особых случаев: когда готовилась к приемам во дворце или на Рождество. Сегодня тоже особый день. День, когда она твердо решила ни за что не отвлекаться от жизни, которую выбрала, — посвятить себя обучению юных особ, сделать из них образцовых леди и оправдать надежды родителей, отдавших на ее попечение своих дочек.
За завтраком она осведомилась о лорде Вулвертоне, и Хит сообщил ей, что Эйдриан, очевидно, еще жив, но спит. Эмма не осмелилась спросить, что это означает.
Лучше не тревожить спящего зверя. Интересно, Эйдриан провел такую же беспокойную ночь, как она?
— Если ты о нем беспокоишься, — раздался голос Хита из-за развернутой утренней газеты, — то я с удовольствием могу сопроводить тебя к нему.
Эмма покачала головой:
— Может, позже. У меня сегодня много дел. Навещу его, когда он отдохнет.
Хит вопросительно приподнял бровь. Или ей это показалось, так как его лицо было наполовину скрыто газетой? Эмма сделала вывод, что, по крайней мере, о драке на свадьбе в газете не упоминалось.
— Пожелать ему доброго утра от твоего имени? — спросил Хит, когда она встала из-за стола.
— Конечно.
— Я ему объясню, — ровным тоном продолжал брат, — что ты очень занята и у тебя совершенно нет времени, чтобы посидеть у его постели.
Эмма была глубоко привязана к своим четырем братьям. Она их очень любила, даже если они пытались ее поддеть.
— Ты мог высказать это не столь прямо.
— Пусть тебя не волнует Волк, Эмма. Он не отличается чрезмерной чувствительностью.
— Уверена в этом.
— Я позабочусь о нем вместо тебя.
— Какое утешение, — буркнула Эмма, взявшись за ручку двери.
— Я был уверен в таком ответе, — засмеялся Хит.
Глава 7
Проснувшись утром, Эйдриан ощутил лишь незначительную боль в голове, как напоминание о тех неприятных моментах, которые довели его до столь унизительного положения. Он тут же подумал об Эмме. Увидит ли он ее снова, или она будет его избегать? Зевнув, он откинул полог кровати и услышал женский голос, доносившийся из-за двери. Но он не узнал мягких интонаций Эммы. Наверное, это опять одна из тех мышек, что подглядывали за ним, пока он спал.
Он встал, подошел к обитому розовым атласом диванчику и уселся, с трудом поместившись среди вышитых подушек. От предпринятого усилия у него застучало в висках, но это была тупая боль, на которую можно не обращать внимания.
В дверь осторожно постучали, затем, женский голос спросил:
— Вы не спите, лорд Вулвертон?
Это не голос одной из мышек.
