попалась. Надо быть осторожнее. Она знала некоторые вещи, а откуда — сама не знала, просто знала, и все. Такое зачастую выводит людей из равновесия. И это определенно выводило из равновесия ее.
— О, я просто… наверное, кто-то сказал мне… — пробормотала она.
— Говорят, он невидимка и разгуливает по Опере!! То его замечают на галерке, а потом — вжик, и он уже за кулисами!! И никто не знает, как это у него получается!!
— В самом деле?
— А еще говорят, он смотрит каждое представление!! Поэтому в восьмую ложу никогда не продают билеты!!
— В восьмую ложу? — переспросила Агнесса. — А что такое ложа?
— Ну, ложи!! Ты что, не знаешь?! Это где сидят самые важные зрители!! Пойдем, я покажу!
Приблизившись к краю сцены, Кристина грациозно помахала пустому зрительному залу.
— Ложи!! — воскликнула она. — Вот там!! А вон там, высоко, раёк!!
В огромном зале ее голосу вторило звучное эхо.
— А почему самые важные зрители не сидят в райке? Судя по названию, там должно быть лучше всего.
— О нет!! Самые важные люди всегда сидят в ложах!! Или в партере!!
— А там кто сидит? — показала пальцем Агнесса. — Оттуда тоже, наверное, хорошо видно…
— Ты что, совсем дура?! Это же оркестровая яма!! Для музыкантов!!
— Ну, в этом есть смысл. Э-э… А которая ложа восьмая?
— Не знаю!! Но говорят, что, если когда-нибудь в эту ложу продадут билеты, случится ужасное!! Ну разве это не романтично?!
По непонятной причине взгляд практичной Агнессы как магнитом притягивала к себе огромная люстра, нависающая над зрительным залом словно фантастическое морское чудовище. Толстая веревка исчезала во мраке под потолком.
Послышался тихий звон стеклянных подвесок.
Очередная вспышка предвидения (с которыми Агнесса все время безуспешно боролась) высветила в ее сознании предательский образ.
— Эта люстра… Мне кажется, скоро тут что-то случится. Что-то плохое, — пробормотала Агнесса.
— Да что ты!! Такого не может быть!! — всплеснула ладошками Кристина. — Я абсолютно уверена, тут все предусмотрели и…
Вдруг по залу прокатился мощный аккорд, заставивший сцену вздрогнуть. Люстра недовольно зазвенела, откуда-то сверху посыпалась штукатурка.
— Что это было? — испуганно спросила Агнесса.
— Дурочка, ты что, никогда органа не слышала?! Он такой большой, что установлен за сценой!! Пошли, посмотрим!!
Подбежав к органу, они обнаружили, что вокруг него уже толпятся другие работники Оперы. Неподалеку валялось перевернутое ведро, прямо посреди озерца зеленой краски.
Один из плотников, стоявших рядом с Агнессой, протянул руку и взял конверт, который лежал на стуле у органа.
— Это послание нашему боссу, — произнес он.
— А вот когда мне приходит письмо, почтальон просто стучит в дверь, — высказалась какая-то балеринка и захихикала.
Агнесса посмотрела вверх. В затхлом мраке лениво покачивались веревки. На какое-то мгновение ей почудилось, будто там, наверху, мелькнуло что-то белое. Мелькнуло и тут же пропало.
А потом она вдруг увидела, что под потолком, запутавшись в канатах, дергается какая-то фигура.
Сверху капнуло что-то влажное и липкое и разбрызгалось по клавишам органа.
Вокруг уже вовсю вопили, когда Агнесса вытянула руку, коснулась быстро расширяющейся лужицы и понюхала палец.
— Это кровь! — заорал плотник.
— Точно кровь? — воскликнул музыкант.
— Кровь!! — заверещала Кристина. — Кровь!!
«Такова моя судьба, — грустно подумала Агнесса. — Сохранять хладнокровие, пока все вокруг орут и бегают». Она опять понюхала палец.
— Э-э, прошу прощения… — робко сказала она. — Но вообще-то, это скипидар.
Запутавшаяся в канатах фигура скорбно застонала.
— Может, нам снять его оттуда? — добавила Агнесса.
Карло Резакофф был скромным резчиком по дереву. Но скромным его делала вовсе не профессия. Он оставался бы таким же скромным, даже если бы ему принадлежали пять лесопилок. Он от природы был скромным.
Итак, со свойственной ему непритязательностью Карло Резакофф складывал бревна на перекрестке дороги, ведущей к Ланкру, и главного горного тракта, когда к этому же самому перекрестку с грохотом подкатила деревенская телега и высадила двух старушек в черном. В одной руке каждая из старушек держала помело, а в другой — котомку.
Старушки яростно спорили. Причем это была не какая-нибудь скоротечная ссора типа «поругались, и хватит». Пререкания, судя по всему, начались не вчера, обрели хроническую форму и грозили затянуться как минимум на ближайшее десятилетие.
— Все, конечно, очень здорово, но ведь три доллара-то
— Мне нравится летать.
— А я тебе говорю, Эсме, в это время года на помеле продует насквозь. Сквозняк заберется тебе в такие места, о которых ты даже не подозреваешь.
— Да ну? Так просвети меня, что же это за места такие?
— О, Эсме!
— И нечего на меня о-эсмекать! Это не я изобрела Восхитительные Свадебные Трюфеля со Специальными Губчатыми Пальчиками.
— Вот и Грибо не любит летать на помеле. У него очень чувствительный желудок.
Резакофф вдруг заметил, что одна из котомок лениво шевелится.
— Гита, он у меня на глазах сожрал полскунса и не подавился. Так что не рассказывай мне сказки про его чувствительный желудок, — поморщилась матушка, у которой коты в принципе вызывали антипатию. — А кроме того… он опять занимался Этим.
Нянюшка Ягг ответила ей беззаботным взмахом руки.
— О, Этим он занимается только иногда, когда уж совсем припрет.
— Он занимался Этим не далее как на прошлой неделе, в курятнике старушки Общипец. Та оправилась посмотреть, что там за шум, так этот наглец даже не потрудился скрыться, а так и продолжал заниматься Этим прямо у нее на глазах. Она потом долго отлеживалась.
— Бедняжка, он, наверное, испугался еще больше ейного, — встала на защиту своего любимца нянюшка.
— Ты же сама знаешь, какая опасная штука эти заграницы. Они разлагающе действуют на неокрепшие умы, — нахмурилась матушка…… — Вот ты таскала за собой повсюду этого своего котяру, и теперь посмотри, что он… Да, что такое?
К ним робко приближался Резакофф — в полуприседе, характерном для человека, который, с одной стороны, пытается привлечь к себе внимание и в то же время не хочет лезть в чужие дела.
— Прошу прощения, дамы, вы не дилижанс случаем ждете?
— Его самого, — обрубила та, что повыше.
— Гм, боюсь, следующий дилижанс тут не останавливается. Он едет прямиком до Рыбьих Ручьев.
Старушки наградили его парой вежливых взглядов.
— Большое спасибо, — ответила высокая и опять повернулась к своей компаньонке. — О чем я? А, да. Старушка Общипец долго не могла оправиться от потрясения. Я даже думать боюсь, чему он научится в этой нашей поездке.
