'Значит, вам скучно читать романы и вы не любите поэзию', – говорит профессор английского языка чуть ли не с жалостью.

'С чего вы это взяли?'

'Вы только что сказали, что вас радует только материальный мир, а воображение – крайне скучная штука. Вы отвергаете все творчество человеческого духа, все миры, рожденные воображением великих писателей и художников, которые и создали нашу уникальную человеческую культуру'.

'Я говорил о воображаемом мире, создаваемом одним мозгом, работающим в одиночку. Вы же говорите о внутренних мирах других людей. Я согласен с вами. Внутренние миры других людей еще более интересны и еще менее предсказуемы, чем материальный мир. Но эти миры нам тоже открывает наш мозг'.

'Культуру нельзя свести к работе мозга, – говорит она. – Чтобы проникнуть в мысли другого, требуется понимание. А естественные науки способны только объяснять'. 

'Я не одобряю весь этот постмодернистский нонсенс'[132] – встревает новая заведующая отделением физики, которая подошла к нам только что.

'Но внутренний мир других людей – это их личный, субъективный мир. Такой мир нельзя изучать естественно-научными методами'.

Как можно догадаться, нам всем показалось слишком утомительным продолжать этот спор о высоких материях, и мы вскоре вернулись к обсуждению университетских сплетен.

Но я, конечно, считаю, что они обе не правы. Именно наш мозг дает нам возможность проникнуть во внутренний мир других людей, и отсюда возникает вполне закономерный вопрос, как у него это получается.

Наука вполне может объяснять, как нам удается понимать других людей, точно так же как она может объяснять, как мы, отдельные люди, понимаем происходящее в мире вокруг нас. Психология как наука во многом занимается именно этим. Как мы убедились из предыдущей главы, наши знания о материальном мире по своей природе субъективны. Все, что мы знаем о материальном мире, записано в модели этого мира, создаваемой нашим мозгом. Мозг создает эту модель на основе наших априорных знаний и сигналов, поступающих от органов чувств. Тем самым наш мозг воссоздает материальный мир деревьев, и птиц, и людей. Наши знания о внутреннем мире других людей могут возникать точно так же. Сигналы, поступающие от наших органов чувств, позволяют мозгу создавать модель нематериального мира представлений, желаний и намерений. 

Но что за сигналы говорят нам о том, что происходит в сознании других людей? Я говорю здесь не о речи и не о языке. Многое из того, что мы знаем о внутреннем мире других людей мы узнаём, просто наблюдая за тем, как они взаимодействуют с окружающим миром, как они движутся.

Глядя на то, как двигается тот или иной объект, уже можно сказать, живое ли это существо или просто лист, летящий по ветру. А можно сказать и намного больше. Можно, например, увидеть, что это человек, и увидеть, что он делает. Информации для этого требуется совсем немного. В 1973 году Гуннар Йоханссон установил маленькие лампочки на теле одной из своих студенток (примерно четырнадцати лампочек на лодыжках, коленях, локтях и т.д. оказалось вполне достаточно) и заснял ее движения в темноте на пленку. В этом фильме видны только довольно сложные движения четырнадцати светящихся точек. Если смотреть на одну из этих точек в отдельности, ее движения кажутся бессмысленными. Если смотреть на все эти точки, когда они неподвижны, эта статичная картина тоже кажется бессмысленной. Но как только эти точки приходят в движение, мы сразу видим перед собой человеческую фигуру. Мы можем сказать, мужчина это или женщина, и можем сказать, идет она, бежит или танцует. Мы можем даже сказать, весело ей или грустно.[133] В книге я не могу показать вам движущиеся картинки, но из рис. 6.1 видно, что, если соединить такие точки отрезками, даже эти простые неподвижные изображения создают отчетливое ощущение принадлежности к определенному полу.

Эта способность видеть движение живых объектов глубоко укоренена в нашем мозгу. Уже к шестимесячному возрасту младенцы предпочитают смотреть на движущиеся светящиеся точки, которые образуют человеческую фигуру, а не на точки, которые движутся похоже, но размещены случайным образом. Даже кошек можно научить отличать светящиеся точки, образующие фигуру движущейся кошки, от таких же точек, размещенных случайным образом.

Задача распознать кошку по ее движениям ничем не отличается от задачи распознать кошку по форме ее тела или по издаваемым ею звукам. Чтобы узнать, что творится в окружающем мире, наш мозг готов пользоваться любыми сигналами поступающими извне. Сложные движения – одна из тех вещей, к которым наш мозг особенно чувствителен. Способность распознать в одном объекте кошку, а в другом – танцующую женщину еще не дает нам доступа во внутренний мир убеждений и намерений других людей. Но, наверное, способность распознать кошку, которая подкрадывается к добыче, или женщину, которой грустно, уже подводит нас к границе чужого внутреннего мира. В этих примерах видимые нами движения кое-что говорят нам о намерениях кошки и о чувствах женщины.

Даже очень простые движения могут сообщать нам что-то о целях и намерениях других. Дьёрдь Гергей и его коллеги показывали двенадцатимесячным младенцам небольшой фильм (см. 'Задание на обучение' на рис. 6.2). Вначале были видны маленький серый мячик и большой черный мячик, разделенные барьером. Затем маленький мячик перепрыгивает через барьер и останавливается возле большого черного мячика. Младенцы смотрят этот ролик несколько раз, пока он им совсем не наскучит. Затем им показывают новый фильм, с такими же мячиками, но без барьера.