темный город. Я выполнил бы любой приказ. А вот пересечь узкую улицу я не смог бы даже по приказу Джека.
И не зря.
Интуиция меня не обманула.
Метрах в пятнадцати от меня, под чугунной невидимой решеткой парка, щелкнула зажигалка. Потянуло сладковатым дымком. Я услышал шепот:
«Ну? Что дальше?»
Шепот звучал хрипло, раздраженно:
«С меня хватит. Мы неделю следим за этим пансионатом. Там не бывает посторонних».
«А этот придурок?»
«Он ходит сюда давно. Он здесь напивается. Ничего себе – улов!»
«Ладно, ладно. Там еще Хуттон есть. Ни разу не видел его рожу. Он, наверное, как животное. Два месяца отлежать в постели. Не пневмония у него, он попросту трус. И болтун. Ты слышал, о чем он разглагольствует по телефону?»
Я замер.
Неизвестные говорили обо мне и о Джеке; они следили за пансионатом.
Но почему? На кого они работают?
«Все? – сказал хриплый. – Снимаемся. Лишних здесь не бывает, это точно».
«Как скажешь», – облегченно откликнулся другой.
Я услышал осторожные шаги.
Было темно, но, приподнявшись, я различил два силуэта, удаляющиеся в сторону набережной. Когда они исчезли, я, наконец, пересек улицу.
Калитка.
Я толкнул ее, она подалась. Меня ждали.
Глухо. Цикады. Тьма предрассветная. Не зная планировки, легко заблудиться. Но мне это не грозило. Я быстро разыскал черный ход, и дверь там тоже была не заперта.
Тьма египетская.
У меня не было даже зажигалки.
Осторожно, на ощупь, я начал подниматься по лестнице.
Я хорошо помнил: шестнадцать ступенек… Затем коридор… Третья дверь направо – комната Джека, следующая – моя…
На седьмой ступеньке я наткнулся ногой на что-то мягкое, перегородившее мне дорогу.
Чтобы понять, что перед тобой труп, света не надо.
Наклонившись, я нащупал холодную руку, распущенные длинные волосы, сбившийся халат.
Женщина.
Я ни на секунду не усомнился – на лестнице лежала мадам Дегри. В общем, мне было плевать на это, но меня обожгло мерзким холодком.
Я КОСНУЛСЯ ЕЕ РУКИ, ЕЕ ВОЛОС, ЕЕ ХАЛАТА!
Я даже попятился, но пересилил себя. Переступил через труп, поднялся в коридор, нашел третью дверь и толкнул ее.
В комнате горел ночник.
Тускло блеснуло зеркало, врезанное в стену, кажется, на месте бывшей двери. Два высоких окна были затянуты шторами, на полу лежал зеленоватый ковер. Шкаф, два кресла, столик с неубранными бутылками. А в глубине комнаты что-то вроде алькова.
Духота сковывала движения, кондиционер не работал. Зачем Джеку занавес над кроватью? Ему мешают москиты?
Я шепотом позвал:
– Джек.
Никто не откликнулся.
– Джек!
Тишина.
Я медленно подошел к алькову. Потом собрал в кулак тонкую ткань и резко рванул занавес вниз.
Занавес упал, и я увидел Джека Берримена.
Рубашку Джек успел снять, но на брюки сил не хватило. Внезапный сон сморил его, он упал лицом вниз. Мощные мышцы расслабились, Джек странно съежился. Я даже пульс не стал искать. Достаточно того, что я уже прикасался к старухе.
Значит, вот так выглядит человек, убитый адентитом?
Я подошел к столику.
Моя миссия сразу потеряла смысл. Я прибыл на остров помогать Джеку Берримену, но помогать было некому.
Минуты две я тупо смотрел на картину, выбранную, вероятно, по вкусу мадам Дегри. Чудовищный смерч расшвыривал по морю крошечные кораблики. Непонятно, куда они шли таким большим караваном? Не отрывая глаз от дурацкой картины, я хлебнул из ближайшей бутылки, потом плеснул виски в ладонь и растер лицо.
Глупо так умирать, подумал я. И сказал вслух:
– Глупость, она тоже от Бога.
И услышал:
– Неверно, Эл. Глупость – она от рождения. Бог не занимается такими мелочами.
Я стремительно обернулся.
Джек Берримен сидел на кровати, опустив на пол босые ноги. Он здорово похудел, глаза лихорадочно блестели, и вид у него был недовольный.
– Тут нелегко достать виски, Эл, – пробормотал он. – Зачем ты умываешься моим виски?
До меня явственно докатилась волна перегара.
– А зачем ты оборвал занавес, Эл?
Я наклонил голову и злобно уставился на Джека:
– Ты спрашиваешь?
Только тогда он, наконец, ухмыльнулся:
– Почему нет? Я человек любопытный. Что там, кстати, с погодой?
– Как в могиле, – выругался я. – Душно.
– Думаешь, в могиле душно? – Джек лениво встал. – Ладно, не злись. И не делай вид, что не рад меня видеть. И не суйся с рукопожатиями, я не приму ничьей руки. И не пугайся, черт побери, я не покойник. Просто Отис потерял меру, мне приходится его успокаивать.
Он внимательно поглядел на меня:
– Что-нибудь не так, Эл?
– Там на лестнице труп, Джек. Наверное, это мадам Дегри.
– Да? – равнодушно удивился Джек. – Всегда говорил ей, эти добровольные дежурства в клинике не для ее возраста. У нее было больное сердце. – Он вдруг рассмеялся: – Тебе всегда везло, Эл. Мадам Дегри единственный человек, который мог что-то заподозрить. Но теперь ее нет. А всем остальным абсолютно плевать, кто ты на самом деле.
Он потянулся:
– Я приму душ. А ты плесни в стакан мне и себе. Еще. Не жалей. И выдави туда лимон. Чего-чего, Эл, а лимонов у нас хватает. Кислота, это хорошо, Эл. Ты еще убедишься в этом. Санитаров к мадам Дегри я вызову чуть позже. Отдохни пять минут. Похоже, нам надо поговорить. Правда?
Рассвело. Джек отдернул шторы.
Теперь я понял, что зеленоватый оттенок воздуху придавали деревья, плотно закрывающие дом от улицы и мерцающая сквозь них полоска пролива.
– Это лучшее, что ты нашел в шкафу? – Джек критически меня осмотрел. – Смени рубашку. На острове Лэн не следят за модой, но Эл Хуттон слывет аккуратистом. Никто этого не может доказать, но все знают, Эл Хуттон – аккуратист.