Снизу крикнули:
– Эл!
Я прислушался.
Беллингер мог быть доволен: он узнал мое настоящее имя. Снизу, из сада, орал разъяренный Берримен:
– Эл, прекрати стрельбу!
– Нам уже можно спуститься? – крикнул я, не вставая с места.
– Спускайся. И отдай старика Лотимеру.
Беллингер с усмешкой взглянул на меня:
– Этот Лотимер… Он тоже садовник?
– Нет. Полицейские вернулись, – буркнул я.
Без всяких возражений Беллингер выложил на стол «Вальтер» и сошел на веранду. Я прикрывал его, положив руку на «магнум», но нужды в этом не было. Тощий Лотимер, привычно откозыряв (он пришел в Консультацию прямо из армии), увел старика в машину.
– Поезжай! – крикнул Лотимеру Джек и раздраженно обернулся: – Эл, в саду одни трупы.
– Половина из них – твои, – хмыкнул я. – Под дубом тоже кто-то валяется.
– И тоже покойник?
– Не знаю.
Короткими перебежками, прикрывая друг друга, мы вошли в рощу.
Бояться было некого. Джек не зря в свое время учил меня стрелять по невидимой цели – в близнеце- крепыше, валявшемся под дубом, жизни было ни на гран. Все же я попросил:
– Влей ему в пасть, Джек.
Берримен, вытащивший из кармана фляжку, возмутился:
– Это греческий коньяк, Эл!
– Подумаешь.
Джек выругался и стволом пистолета разжал зубы уснувшего крепыша. Мы даже не стали его обыскивать. Идя на задание, такие, как он, документов с собой не берут, а над одеждой обычно колдуют специалисты.
– Он открыл глаза!
Мы наклонились над близнецом. Он действительно приоткрыл глаза, но они были залиты смертной пеленой, смутным туманом, который ничем не разгонишь.
– Он что-то шепчет.
Я приблизил облепленное пластырем ухо к самым губам близнеца.
– Беллингер…
– Я не Беллингер, – сказал я с отвращением. – Кто тебя послал? Имя?
– Беллингер…
Я выругался.
– Оставь его, Эл. Лучше сам глотни. Что ты тут курил, от тебя несет как…
Джек даже не стал искать определение:
– Нелегко будет оправдаться перед шефом, Эл. Тут одни трупы.
– Надо было торопиться. Еще полчаса, и нас бы тут попросту подпалили.
Я взглянул на Берримена и рассмеялся:
– Но нас не подпалили.
И пожал ему руку.
Я был рад, не увидев в кабинете шефа. Доктор Хэссоп тоже бывает холоден, как глыба льда, но контактов с тобой он никогда не теряет. Думаю, это в нем от любопытства. Доктор Хэссоп всегда был жаден до необычного. На мой взгляд, это лучше, чем думать только о деле. Шеф может и улыбаться, но его улыбке верить нельзя. Есть такие игрушки: сверху перья или какой-нибудь нежный мех, а сожмешь такую игрушку в руке – под ладонью холодная тяжелая глина. Обожженная, понятно. Не знаю, как к таким игрушкам относятся дети, но мне они не по душе.
Наклонив голову, доктор Хэссоп, как старый гриф, без всякого удовольствия изучал нас с Джеком.
– А шеф? – спросил я.
– Шеф изучает отчеты.
Годовые кольца морщин на худой шее доктора Хэссопа пришли в движение:
– У нас нет рукописи, Эл, и у нас нет никого, кто бы мог растолковать приключившееся на вилле Беллингера.
– А сам Беллингер?
– Он знает лишь то, что знает. Это немного. – Доктор Хэссоп раздосадованно моргнул. – Он утверждает, что даже роман свой не помнит. Да якобы и не хочет помнить. Черт подери, мы опять потеряли нить.
– Опять? – удивился Берримен. – Что значит опять? Мы уже с чем-то подобным сталкивались?
– Конечно. Вспомните Шеббса, – доктор Хэссоп покачал головой. – Вы ведь и Шеббсу позволили умереть. Два года тому назад, на станции Спрингз-6.
– А-а-а… – протянул Джек. – Алхимики… Только Шеббс взорвался не на станции. Это случилось прямо на перегоне. Поезд, кстати, стоял.
– «Алхимики»! – Доктор Хэссоп недовольно нахмурился. – Ты так произносишь это слово, Джек, будто мы впрямь гоняемся за средневековыми чудаками. Разве я не объяснил вам, что, в сущности, любой человек, активно ищущий смысла в своем существовании, может считать себя алхимиком?
Мы дружно кивнули, но Джек не удержался:
– Не слишком ли просто?
– Не серди меня, Джек. Усложняют только придурки. Я недоволен вами. Нам нужен был живой человек, человек, которому можно задавать вопросы. Но такого человека нет, и рукописи тоже нет, а Беллингер не из тех, кто охотно делится секретами.
– Те, в кого мы стреляли, тоже не походили на людей, охотно делящихся секретами.
Доктор Хэссоп взглянул на меня:
– Ладно. Не будем об этом. Вернемся к тому, что знаем. Как тебе кажется, Эл, что интересовало нападающих?
– Они хотели убедиться, что Беллингер мертв. Рукопись они уже получили.
– Значит, ключ в рукописи?
– Думаю, да, – неохотно признался я. – Мне не удалось переснять ее всю. Но я говорил, я заглядывал в конец рукописи. Не могу понять, что заставило датчанина вернуться. Этот Мат Шерфиг, он сделал все, чтобы привести немца в Ангмагсалик, но на полпути повернул. Значит, он услышал от немца что-то такое, что повлияло на его решение.
– А может, немец обезоружил его?
– Нет. Готов утверждать, нет. Он вернулся по своей воле. – Я усмехнулся: – Может, ему нашептали что-то злые духи, тот же Торнарсук, к примеру?
Берримен скептически улыбнулся.
– Торнарсук… – Доктор Хэссоп задумался. – Мы еще поговорим о злых духах, а пока расскажи мне о старике. Он ждал чего-то подобного?
Я пожал плечами:
– Мажет быть… Иногда я почти уверен, что он ждал чего-то, причем ждал не один год, но потом начинаю сомневаться – ведь ему грозила опасность… К тому же, он собирался отдать рукопись своему литературному агенту… При этом он знал: рукопись вызовет большой шум. Он даже готовился сменить пристанище. Этот мистер Ламби нашел ему что-то такое – в горах и при озере. Значит, Беллингер ждал осложнений… Как ни крути, ключ, похоже, в рукописи. Может быть как раз в этом решении Мата Шерфига вернуться…
Я взглянул на доктора Хэссопа:
– Не хочу усложнять, но, кажется, Беллингер впрямь укладывается в вычисленную вами цепочку – Сол Бертье, Памела Фитц, Голо Хан, Мат Курлен, кто там еще?
– Беллингер жив, – возразил, Берримен.
