уклон, чтобы носом «хадсон» смотрел на дорогу. У старого Картошки был собачий слух, но ни чуточки собачьего здравого смысла. Он залаял на луну.
Тут до меня дошло, что мне страшно. А потом — что мне почти все время страшно. Мне исполнилось девятнадцать, и поговаривали о войне за океаном. Я не хотел про нее слышать. К тому же женщины сводили меня с ума: те, кто говорил «нет», и те, кто говорил «да». Голову сломаешь, пытаясь разобрать, что хуже. Выпадали целые недели, когда я мог выдавать себя за плейбоя, а потом вдруг что-то срывалось. Меня придавливала совесть, и я начинал вести себя, как проповедник.
— Джед! — окликнул из бульдозера Джесси. — Прицепи к Мисс Молли трос.
В свете фар могила напоминала выкопанный в насыпи гараж. Брат Джесси завел в нее Кота, чтобы выровнять скат. Медленно подойдя к «хадсону», я залез под днище и завязал на раме трос. Картошка взвыл. Чипс прыгал, как лохматый демон, вцепился мне в ботинок, словно хотел вытащить меня из-под «хадсона». Лежа на спине, я отбрыкивался от Чипса и завязывал трос. И тут едва не умер от страха.
Ничто на свете не сравнится со звуком стартера «хадсона», с этим сочетанием визга, перестука и рыка. Будь я уже тысячу лет как мертв, и то меня разбудил бы стартер «хадсона». В его рыке таится угроза. А еще обещание, что в любой момент положение может обернуться очень и очень круто.
Сработал стартер. «Хадсон» задрожал. За полсекунды, пока выбирался из-под машины, я успел вспомнить все до единого дурные поступки, какие совершил в жизни. Зуб даю, я был уверен, что отправляюсь в ад. К тому времени, когда я стоял на своих двоих, во мне не было ни кровинки. Когда говорят «бел как мел», имеют в виду парня, спасшегося из-под «хадсона».
Выбравшись из бульдозера, Брат Джесси пару раз меня встряхнул.
— Она жива, — заикался я. — Мотор завелся. Мисс Молли еще даст жару.
С трассы-2 раздался вой Тарбушева «роудмастера» сорок восьмого года. Эту машину Майк любил и проклинал. На восьмидесяти у нее начинал чихать карбюратор.
— В аккумуляторе еще ток остался, — сказал Джесси про «хадсон». — Ты, наверное, его закоротил. — Он набросил трос на крюк бульдозера. — Садись за руль.
Вопреки заверениям Джесси руль казался живым. Я скорчился за ним, пока Кот тащил «хадсон» в могилу. Тормоза дважды заклинивало, но буксирный трос выдержал. Из-за тормозов машину заносило. Всякий раз Джесси чертыхался. В холодном свете весенней луны затененная могила чудилась входом в пещеру, уходящую в темноту.
«Хадсон» не спешил. Мы вывели его на нужное место, а после столкнули багажником в могилу. Из ямы торчал лишь передний бампер. Я готов был поспорить, что Мисс Молли елозит во тьме могилы, хочет выскочить на трассу. А потом она словно приняла какое-то решение и упокоилась. Джесси произнес надгробную речь.
— Эта машина ничего дурного не сделала, — начал он. — Я видел миллион дрянных тачек, но эта была не из таких. Вторая передача у нее работала как гидравлическая, и до семидесяти я разгонялся, не переходя на третью. Верха у нее не было — во всяком случае, у меня не хватило духу его разыскать. Она выжимала сто миль в час в плохую ночь и бог знает сколько — в хорошую.
С трассы-2 доносилось урчание «доджа» пятьдесят шестого Мэтта Саймонса, у «доджа» была коробка на пять скоростей плюс усиленный разгон — и Мэтт жег резину.
Картошка выл протяжно и траурно. Чипс скулил. Джесси почесал в затылке, придумывая, как бы завершить свою речь. Тут его осенило:
— Доказать я не берусь, ведь как докажешь? Но, думаю, эта машина раз сто, наверное, обгоняла Пса Дороги, а может, и двести. — Он собрался было перекреститься, потом вспомнил, что он методист. — Покойся с миром, — сказал он, и на глаза навернулись слезы. — Мало найдется таких, кто способен понять Пса.
Он снова вскарабкался в бульдозер и начал засыпать могилу.
На следующий день Джесси сложил аккуратный холмик и установил табличку, правда, она больше напоминала дорожный указатель:
1947–1961
Дороги Монтаны длинны и пустынны, а трасса-2 самая одинокая из всех. Выезжаешь на нее у границы с Айдахо, где нет ничего, кроме гор. Медведям и пумам там раздолье, и бобры по-прежнему строят плотины. Трасса проходит мимо нескольких красивых озер. До Канады рукой подать — когда держишь на восток, она слева.
Можно гнать к тем горам? Да. Всю дорогу двухполоска, а в предгорьях петляет. От Либби спускаешься к Калиспеллу и снова рвешь на север. Холмы тянутся до резервации Блэкфит. Оттуда — пастбища до Кат-Бэнка, потом Хавр. Он что-то вроде центра штата.
Дай только мотору реветь от городка к городку. Трасса проходит через десяток мелких и заворачивает на юг. Дальше Глазго и река. Доедешь до Вулф-пойнта, а там поля, иными словами — равнина, вплоть до Чикаго.
Мне не слишком хочется рассказывать про нашу трассу, не то с Востока понаедут чужаки. Кто-нибудь сваляет дурака, входя в слепой поворот. Штат поставит новые кресты. Тут и так народу мрет немало. Да и трасса — не место для малолитражек, жалких шведских трейлеров или расфуфыренного немецкого дерьма. Это трасса для восьмицилиндровой, а то и для двенадцати, если у вас есть такая. В старые-старые дни тут гоняла даже парочка шестнадцатицилиндровиков. На них крыша поднималась, и на слишком большой скорости трением срывало резину.
Скорость скоростью, но тормоза визжали, когда машины свистели мимо могилы Мисс Молли. Заносило прицепы, если водители резко брали вправо. С минуту они сидели на обочине, чесали в затылке, точно не верили собственным глазам. Потом вылезали из кабины, возвращались к могиле и читали надпись на табличке. Многие хватались за бока. Один даже пополам согнулся от смеха.
— Сейчас ребята ржут, — сказал Брат Джесси, — но, помяни мое слово, скоро они передумают. Эдак еще до первого снега.
Поскольку его машина сдохла, Джесси пришлось искать новые колеса. В обмен на старые вилы и комплект дисков он приобрел «шевроле» сорок девятого.
Весь процесс занял какое-то время. Зная Джесси, я решил, что он сменит полдюжины тачек, пока не найдет что-то подходящее. И был прав.
Сначала он появился на старом катафалке «паккард», принадлежавшем когда-то похоронной конторе в Биллингсе. Он получил его за «шеви», а в придачу позолоченный гроб, такой аляповатый, что подошел бы разве что радиопроповеднику. Катафалк он сбагрил Сэму Уиндеру, который собирался ездить на нем охотиться. Но собаки Сэма и близко к нему отказывались подходить. Сэм открыл все окна и заднюю дверь, потом погонял на катафалке, надеясь, что призраков выдует. Однако собаки не смилостивились. Тогда Сэм сказал: «А пошел он…» — и столкнул катафалк в овраг. Из оврага сбежали все до последнего кролики, лисы и прочая живность, и с тех пор никто больше туда не ходил.
Гроб Джесси отдал старику Джефферсону, который поставил его у себя в сарае. Все считали, что Джефферсон долго не протянет, но сам старик решил, мол, никогда не помрет, если его бедное старое тело будет знать, что покоиться ему в этом чудовище. И несколько лет получалось, пока однажды суровой зимой он не порубил гроб на растопку. Но мы до сих пор его помним.
После всех обменов у Джесси оказались «понтиак» сорок седьмого и «форд» модели «Т». «Т» он продал коллекционеру, а «понтиак» и сорок тюков сена обменял на «студебекер» пятьдесят третьего. «Студебекер» он махнул на потасканный пикап и оборудование прогоревшего ресторана. Оборудование он сбагрил какому-то бедолаге, который забрал в голову разориться на ресторанном деле, а пикап обменял на мотоцикл плюс «плимут» пятьдесят первого, едва-едва на ходу. К тому времени, когда он избавился от обоих, карманы у него были набиты деньгами, и ходил он на своих двоих.
— Джед, — сказал он мне, — мы едем в большой город.
