— Значит, просто дурак, — заключил Денис.
Глаза у юноши от обиды стали большими и круглыми. Он ничего не стал говорить, за что Денис мысленно похвалил его, а сразу стал поднимать оружие. Начальник станции нырнул под стол.
Револьвер в руке Дениса выстрелил один только раз. На черной куртке юноши появилась рваная дырочка. Кисло запахло порохом и сладко — чем-то другим.
Юноша скосил вниз глаза. Потом посмотрел на Дениса, обиженно, как ребенок, которому не дали сыграть в интересную игру. И тяжело осел на пол.
— Вы идите, — сказал Денис. — Я тут приберу.
— Что вы наделали… — выползая из-под стола, залепетал начальник станции. — Что же вы наделали… Вы бы спокойно днем уехали…
— Вам самому не надоело так жить? — спокойно спросил Денис.
— Все так живут, всем сейчас плохо…
— Нет, так живут не все, — твердо сказал Денис. — Идите.
Начальник станции по дуге направился к двери, но ботинки юноши — тяжелые, шнурованные армейские ботинки — лежали на самом пороге и ему все равно пришлось перешагнуть тело.
— Это пришлый или уже из ваших, обращенный? — спросил Денис.
Начальник станции остановился, нелепо раскорячившись над телом. Облизнул губы, снял фуражку с малиновым околышком, смял ее в руке.
— Из наших… доктора сын… год как…
— Где его найти?
— Доктора? По улице, — начальник станции махнул рукой так, что сразу стало ясно — улица в городе одна, и тянется она от станции к морю. — Там больничка, на полпути. Амбулатория, конечно, не больничка, только мы ее так называем…
— Вы идите домой, — предложил Денис. — Идите-идите. Я все уберу.
Больница и впрямь была маленькая, но все же побольше станции. В два этажа (правда, на втором часть выбитых стекол небрежно затянули полиэтиленом). Денис потоптался минуту на крыльце, докуривая сигарету. Ему почему-то было неловко, как всегда в таких ситуациях. Наконец он решился, коротко постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошел.
Видимо, доктор жил при больнице — иначе почему в такую рань он оказался в своем кабинете? Немолодой, грузный, он сидел за столом (в углу, как символ профессии, валялся фонендоскоп) и ел арбуз, вгрызаясь в сочные ломти.
— Садитесь, — сказал доктор, подвигая Денису тарелку. — Ешьте. У нас песчаные почвы, арбузы очень хороши. При почках помогают.
— Меня не беспокоят почки. Ваш сын…
— Я знаю, — доктор не поднимал на него глаз. — Петр заходил. Денис молчал.
— Чего вы ждете? — спросил доктор. — Я не могу сказать вам «спасибо». Но и обвинять ни в чем не стану. Да, наверное, хорошо, что кончилась эта мука. Смотреть, как твой сын превращается в чудовище — это, знаете ли, сжигает душу.
— Догадываюсь, — сказал Денис.
Доктор отложил зеленую корку и взялся за следующий кусок. Промычал:
— Только чего вы добились? Теперь они убьют вас. И накажут нас за то, что мы сами вас не убили.
— Сколько их? — спросил Денис.
— Два десятка.
— Точнее?
Доктор пошевелил губами. Красный сок стекал с его губ.
— Восемнадцать. Если считать без моего сына, — он вдруг взглянул на Дениса с безумной, ненужной надеждой.
— Считать надо без него, — подтвердил Денис. — В городе сотня мужчин, вы что, сами не могли справиться?
— Не сотня, — помотал головой доктор. — Если считать взрослых… человек семьдесят.
— И что? Их восемнадцать.
— Вам легко говорить, — доктор пожал плечами. — Восемнадцать. Из них пятнадцать — наши же дети.
— Вначале пришли трое?
— Да. Обосновались… начиналось все потихоньку. Они обещали нас охранять, некоторое время даже и впрямь охраняли. Потом к ним ушел один… другой… третий…
— Начинать надо было до того, как ушел первый, — жестко сказал Денис. — Сколько мужчин, сколько женщин?
— Женщин две, — доктор поморщился. — Они с этим не заморачиваются. Женщины есть в городе.
Денис встал, пошел к двери. Остановился, бросил:
— Никогда не мог этого понять. Горстка кровопийц ставит на колени целый город… И все сидят по углам, как овцы… Где я могу поесть?
— Кафе напротив, — сказал доктор. Он уже доел очередной ломоть и теперь грыз корку, не замечая этого. — У нас одно кафе.
Хозяйка кафе была первым человеком с живыми глазами, которого Денис встретил в городе. Когда он вошел, в маленьком помещении сидели трое — но они тут же поднялись и вышли, как будто вокруг Дениса витал омерзительный запах. Денис не обиделся — смерть действительно плохо пахнет.
Еще не старая, но с вызывающе нескрываемой проседью женщина подошла к нему, секунду всматривалась в глаза, потом кивнула:
— Убейте, сколько сможете. Прошу вас.
— Я убью всех, — просто ответил Денис. — Что я могу попить? — Попить или выпить?
— Попить. Я не выношу алкоголя.
— Кофе?
Денис только улыбнулся.
Но женщина пошла за стойку бара, погремела ключами, отпирая ящик. Достала мешочек, щедро отсыпала в ручную кофемолку зерен. Принялась крутить ручку — торжественно, будто священнодействуя. В какой-то мере так оно и было.
Денис ждал, зачарованно глядя.
Кофе, который женщина принесла в большой красной кружке, был обжигающе горячим. Но самое главное — он пах кофе.
— Откуда такая роскошь? — поинтересовался Денис, делая глоток.
— От прошлой жизни. Всегда что-то остается от прошлой жизни. Денис молча кивнул.
— Вы хотите немного поесть? — спросила женщина. — Я не предлагаю вам торжественный обед, с полным брюхом не навоюешь. Но они приедут в город в полдень, у вас есть время перекусить.
— Хорошо, — сказал Денис, хотя и был сыт. Исключительно чтобы ее не обижать. — Что предложите?
— Я ненавижу рыбу, — ответила женщина. — Есть хорошие стейки. Правда.
— Хорошо прожаренный и не слишком большой, — кивнул Денис, разглядывая девочку, пугливо выглядывающую в обеденный зал с кухни. Бледное лицо, плотно сжатые губы… — Она меня боится?
— Она всех боится, — ответила женщина, не оборачиваясь. — С тех пор, как в прошлом году ее утащили… и держали там три дня.
Девочке было лет четырнадцать-пятнадцать. Денис сказал, хоть и понимал, что женщина не поверит:
— Вы не волнуйтесь. Я действительно убью их всех.
— Их восемнадцать, — ответила женщина, и ему понравилась ее точность.
