— О'кей, товарищ старший стрелочник, — Леонид, широко оскалившись, ткнул Азотова кулаком в бок. — Вас понял! «Хохотушку» не ловим, бережем драгоценные члены и, само собой, башку. Так вот, я о президенте. В час, когда миром безраздельно правит…

Договорить ему снова не удалось. Из повисшего над путями редкого, как старая марля, тумана, в котором не спрятался бы и белый Жулик Вовки Азотова, вдруг вынырнула открытая моторная дрезина — облупленная, прокопченная, желтая с диагональными черными полосами. Тарахтела она невообразимо, а двигалась неспешно. Спереди, на разноцветных пластиковых ящиках из-под бутылок покачивались четверо колоритных мужчин. Все как один бородатые, в телогрейках, стеганых штанах и стоптанных кирзачах. Обнявшись за плечи, бородачи проникновенно пели — жаль, из-за треска двигателя разобрать можно было только отдельные слова. Если Леонид правильно идентифицировал обрывки, исполнялся «Отель Калифорния». Позади, свесив с дрезины голые ноги, сидела кудрявая, как ягненок, миниатюрная блондиночка. Кирзовые сапоги стояли рядом.

Телогрейка на груди девицы была широко расстегнута.

Леонид восхищенно присвистнул.

Блондиночка задорно свистнула в ответ, пошарила рукою за спиной, широко размахнулась и швырнула в сторону наблюдателей увесистый предмет, блеснувший темным бутылочным стеклом.

— Берегись! — крикнул Азотов и дернул Леонида за рукав.

Предмет врезался в угол дома. Брызнули осколки, по стене потекла ароматная жидкость.

— Овца ты потная! — с внезапной озлобленностью закричал Азотов, грозя блондиночке кулаком. — И сиськи у тебя — тьфу!.. Вот так каждый раз, — огорченно пожаловался он Леониду, когда дрезина исчезла: растаяла столь же внезапно, как материализовалась, оставив после себя только эхо издевательского девичьего смеха. — Нет бы хоть раз бросила аккуратно… или катнула по насыпи, что ли. Обязательно раскокает.

— Ай-ай, отец, ты бесподобно резок к сему воздушному созданию, — пожурил его Леонид (грудь девчонки показалась ему вполне на уровне), после чего повел носом и, вскинув брови, спросил: — Позвольте, господа, но это же… Неужели коньячок?

— Арманьяк, — сказал Азотов печально. — Выдержанный, 75-го года. «Барон Гастон Легран».

— Тогда и в самом деле — овца, — безжалостно заключил Леонид.

Он поднял осколок бутылочного донышка, обмакнул палец в остатки жидкости, дотронулся до капли языком. Блаженно закатил глаза.

— Черт! — сказал он вскоре. — Черт, досадно… Знал бы, что там летит, собственную грудь бы подставил.

Азотов с сомнением поморщился и сообщил, что сам он неоднократно пытался ловить бутылку, но ни разу в том не преуспел. Леонид еще раз понюхал осколок, потом скорбно скривил губы, опустил останки «Барона Леграна» в пожарное ведро и спросил:

— Слушай, Вовка, а почему эта Бригада — синяя? Телега у них желтая, так? Фуфайки черные, так? Баба белобрысая. Нестыковочка.

— Слова, Лёня, многозначная штука, — сообщил Азотов. — «Синий» ведь не только цвет обозначает. Согласен? — (Леонид кивнул.) — Есть мнение, что мужики на дрезине — рецидивисты. Воры в законе, наколками разрисованные от ногтей на ногах до десен и коренных зубов. Настоящая «синева», короче говоря. Тут зон-то понатыкано — мама, не горюй. Ну и ушли граждане в побег, да только забрались в неподходящее средство передвижения в неподходящее время. А девка — будто бы их конвоир оттуда, — Азотов показал пальцем под ноги.

— Или оттуда. — Палец повернулся к небу. — Но я не верю. Больно смирные они для зэков. По-моему, это просто компания туристов, упавшая с концами в «синюю яму». — Он для наглядности щелкнул ногтем по шее. — Обожрались какого-нибудь ломового пойла до «мультиков», и ага! В астрал вышли с чудовищной силой. А мы сейчас этот их коллективный «мультик» и наблюдаем.

— Мы наблюдаем их глюк? Ну ты даешь, отец, — хохотнул Леонид.

— Эзотерик. Точно Азатот!

— Одного не соображу, — задумчиво проговорил Азотов, отворяя дверь в дом. — Откуда у них арманьяк, если отравились бормотухой?

— Ну, это как раз не вопрос, — бодро сказал Леонид. — Все мы временами выдаем желаемое за действительное. Хлебали твои туристы «коленвал», а как мозги у них вконец разжижились, так и стали думать, что благородный напиток потягивают. Засим вывод: замечательно, что та бутылка разбилась. Тем более, — он взгромоздился на табурет, — что у нас имеется «Путинка». И, слава Богу, не одна. Ты как, созрел для следующей порции?

Азотов глянул на наручные часы, сверился с настенными, пробурчал «два часа двадцать семь минут» и отчаянно махнул рукой:

— Разливай!

Когда приговорили вторую, стрелочника начало неудержимо клонить в сон.

— Ты, отец, не противься природе, — уговаривал Леонид, подсовывая ему под щеку свернутый плащ. — Давай, часок вздремни, а я твою стрелку постерегу.

— Ты не думай, что я слабак, — бормотал Азотов, не разлепляя век.

— Отвык маленько. Я ведь один-то не пью, потому и…

— Да я понимаю. Не волнуйся, отдыхай. Когда время подойдет, разбужу.

— Разбудит он! А я не нуждаюсь! У меня библио… биологический будильник вот тут. — Азотов приоткрыл один глаз, постучал пальцем по макушке. — С хромо… хронометром на стене секунда в секунду связанный. Но если в четыре сорок две пойдет несуществующий, Лёнька… Если только пойдет! — Он воздел указательный палец, грозно покачал им — и отключился.

Леонид глянул на свою «Омегу», сверился с настенными часами. Вовкины ходики безбожно врали. «Хронометр…» — пробурчал он ехидно, покачал головой и установил стрелки максимально верно. Потом накинул на плечи побелевший от старости боцманский кожушок Азотова и, поманив колбасным огрызком Жулика (одиночества он не терпел), вышел из дома.

Рельсы были покрыты мельчайшими капельками воды. От недавно уложенных шпал резко пахло креозотом. Возле механизма перевода стрелки покачивалась на одной ножке «хохотушка». При взгляде на нее создавалось отчетливое ощущение, что она до чертиков озябла, нахохлилась и съежилась.

— Иди сюда, скотина, — ласково позвал «хохотушку» Леонид. — Иди, согреем теплом живых сердец. Жулик, ты не возражаешь?

Жулик не возражал, против была сама тварь. Она отскочила на десяток метров, издала хриплое «хе- хех-с!» и снова встала на одну ножку.

— Ну и зря, — обиженно сказал Леонид. — Ведро ты ржавое.

«Хохотушка» снесла оскорбление молча. Должно быть, заснула. Леонид потрепал Жулика по холке, заснул руки в карманы кожушка. В одном обнаружилась пачка «Балканской звезды» и зажигалка. Он не курил очень давно, да и раньше всего лишь баловался — но тут почему-то вдруг страстно захотелось глубоко втянуть едкий дым, выпустить из ноздрей две густые струи. Может быть, закашляться…

Он спросил вслух: «А кто мне мешает?», достал сигарету, прикурил. После первой же затяжки начала кружиться голова. Это было не так чтобы очень приятно, но не было и противно. Скорей, забавно.

Леонид медленно посасывал сигарету и размышлял. Судя по всему, думал он, старый мистификатор Азотов разыграл его, как несмышленыша. Ну что такое — эта «хохотушка»? Засунул в списанный семафор ручную ворону, умеющую подражать человеческому смеху, привязал с боков шнурки от ботинок, чтобы казалось — ножки, вот и все чудеса. А Синяя Бригада? Еще того проще. Договорился за пузырь со знакомыми железнодорожниками, пригласил вокзальную шалаву для антуража, налил в фирменную бутылку сто граммов какого-нибудь дешевого молдавского бренди для запаха — и готово. Аттракцион под названием «разыграй товарища» или, положим, «остроумный стрелочник и доверчивый политтехнолог». А сейчас топчись тут как идиот, несуществующий поезд жди. Потом Леонид вспомнил, как ловко загрузил Вовку байкой о новогоднем телевизионном обращении выдуманного президента (которое якобы можно поймать тонкой подстройкой приемника между останкинским и «культурным» ТВ-каналами за пять минут до боя курантов), и на душе потеплело. Неотомщенным не остался!

С тем он и засмолил вторую сигарету… которая оказалась, безусловно, лишней. Голову вмиг обнесло