основаны на памяти об автоклавах в хранилище 14, о том времени, когда мы еще не научили их языку. В основном они говорят о добрых духах одного места и злых духах другого. Когда слишком долго длится засуха, а потом идет дождь, они танцуют, чтобы отпраздновать ливень. С такой крышей над головой, как у их хижин, они все равно вымокают до нитки. Почему не найти в этом положительную сторону? — она поежилась. — Думаю, ты не замерзнешь. Поддерживай огонь в топках. Я сейчас вернусь.

Некоторое время спустя она привела жителей поселка назад. Спотыкаясь, притащились эти охотники и собиратели, которых в общей сложности оказалось двадцать три человека. Я назвал им свое имя, и они позволили сделать им инъекции. Когда стемнело, я показал им Солнце. Это была яркая звезда всего в десяти целых семи десятых светового года отсюда, впрочем, она висела слишком низко над горизонтом, чтобы показаться красивой.

Я показал им еще один огонек, снова светящийся после двадцати лет темноты.

— Мы называем его Геосинк. Это был наш звездолет, и мы жили в нем тысячу лет. А потом создали для вас этот мир. Но мы не смогли бы сделать это без помощи наших братьев и сестер с Земли. Они хотят, чтобы вы говорили с ними и рассказали, как вам тут живется. Ваши дети научатся говорить со звездами. У них будет радио. Я вернусь и научу их.

Охотники из автоклавов рассказывали мне истории о своей собственной жизни и ее чудесах и задавали бесчисленные вопросы. Отвечая на град вопросов, я ни словом не упомянул Подавителей. Если одноглазая женщина хотела жить и умереть, сохранив свое прошлое в тайне, это ее дело. Все лучше, чем быть леди Мидори.

Я ушел.

Я шел под светом звезд, а потом отправил мою душу на восток в регион 19.

На полпути, в Геосинке, я ненадолго задержался посмотреть, не пришло ли мне какое-нибудь сообщение? Я снова послал свой краткий призыв, как буду делать это раз за разом в надежде, что однажды он достигнет адресата. Возможно, моя давняя подруга жива. Может быть, Айано нашла Казуми и увела ее на континент региона 19, но нельзя было отмахнуться от возможности того, что Казуми все еще потеряна в ожившей виртуальности.

Тогда маловероятно, что она осталась веселым джипом в здравом уме. Очень больно было думать о ней как об одержимой мстительнице или о пожирателе душ, и я отбросил эти мысли.

— Казуми, говорит Йоси. Спускайся на Синюю планету. Теперь она принадлежит нам. Нужна твоя помощь.

Указав своим нынешним адресом регион 19, я спустился по радио вниз. Я не мог ждать. Надо было собрать старых друзей. Нас ожидала работа — перед нами лежал целый мир.

Война закончена.

Те из моих спутников, кто уцелел в яростной битве, уже обращены. Но это там, в Солнечной системе. Однако здесь, на краю Облака Оорта, все протекает куда медленнее. И пройдут годы, а возможно, и десятилетия, прежде чем победивший враг доберется сюда. Но с неспешной неизбежностью враги нагрянут, подобно нахлынувшей волне энтропии. Десять тысяч моих однополчан и единомышленников предпочли уйти в подполье. Затаиться. Закаленные старатели, люди, поднаторевшие в обработке льда, они были слишком независимы, чтобы превратиться в настоящих солдат, воюющих за общее дело. Теперь же они низвели себя до уровня бездушных камней, предпочитая пробуждать свое одурманенное сознание только на несколько секунд каждые сто лет.

«Терпение, — советуют они. — Терпение есть жизнь. Мы будем выжидать тысячу, или десять тысяч, или миллион лет, и враг в конце концов уйдет».

Они ошибаются.

Врагу тоже хватает терпения. Он перевернет каждую песчинку в Солнечной системе. Моих соратников найдут и обратят. Даже если это займет десять тысяч лет.

Я тоже ушла в укрытие, но моя стратегия иная. Я сменила орбиту. У меня мощный ионный двигатель и полные баки топлива, но я использую только минимальный потенциал вспомогательного двигателя на охлажденном газе. У меня есть и химический двигатель отделяемой ступени, но им пользоваться не рекомендуется, если, не хочу, чтобы мои координаты немедленно засекли. Среди хладных светил вполне достаточно вспомогательного маневрового двигателя.

Я падаю на Солнце.

Падение займет двести пятьдесят лет, из которых двести сорок девять я проведу бессмысленным камнем, жалкой песчинкой, без движения, без малейших признаков жизни.

Спать…

Просыпаюсь.

Проверяю свои системы.

Я пробыла камнем почти двести пятьдесят лет.

Солнце кажется гигантским. Будь я по-прежнему человеком, его можно было бы сравнить с кулаком моей вытянутой руки. Уверена, за мной наблюдают и сейчас, в тысячи линз: действительно ли я камень, крохотная частица межзвездного льда? Или обломок, плавающий среди мусора, оставшегося от войны? Или выживший враг?

Индикаторы проверки систем светятся зеленым. Значит, все в порядке. Я так и ожидала: если я и не человек, то по крайней мере все еще остаюсь идеальной частью программного обеспечения.

Я пробуждаюсь к жизни и включаю ионный двигатель.

Тысячи телескопов, должно быть, в эту минуту встрепенулись, обнаружив, что я жива. Слишком поздно! Я врубаю полную мощность и втягиваюсь внутрь, в гравитационный колодец Солнца. Моя траектория проложена так, чтобы почти задеть поверхность светила. Такая траектория имеет два преимущества: во-первых, она столь близка к светилу, что меня трудно заметить. Инверсионный след ионного двигателя растворяется в жестком, неизмеримо более ярком свечении.

И, во-вторых, выждав, пока я почти коснусь светила, и запустив химический двигатель глубоко внутри гравитационного колодца, я смогу наиболее эффективно его использовать. Гравитационная сила звезды увеличит скорость. И когда я пересеку орбиту Меркурия, то сумею двигаться вперед со скоростью свыше одного процента скорости света, и притом с постоянным ускорением.

Потом я избавлюсь от бесполезной химической ступени, выждав, разумеется, когда истощится импульс, который она мне подарит. Химические ракеты хоть и дают резкий начальный толчок, но в космосе неэффективны; они широко применяются на войне, однако имеют весьма ограниченную ценность при побеге. Зато у меня еще есть ионный двигатель и почти полные баки.

Я выбираю яркую звезду — Процион. Без всяких причин. Просто так. Возможно, у Проциона окажется астероидный пояс. Во всяком случае, там должна быть пыль и, вероятно, кометы. Да много ли мне нужно — песчинке, микроскопическому осколку льда?

Господь сотворил человека из глины. Новую звезду — из пыли. Я же могу создавать миры из обломков мироздания.

Никто не сумеет поймать меня! Я исчезну и никогда не вернусь.

За мной гонятся.