На то, чтобы привести Горация в чувство, ушло много времени. Слишком много. Майклу придется сочинить какое-нибудь убедительное объяснение, почему он так поздно вернулся домой. И Горацию тоже. «Несладко ему придется, когда родители начнут задавать вопросы», — пронеслось у Майкла в голове.

Но сейчас думать об этом не стоит. Сейчас нужно успокоить Горация, выяснить, что же все-таки с ним случилось, и как-нибудь избавиться от останков Олдоса Хаксли. Одно ясно наверняка: его нельзя бросать здесь, в библиотеке. Если его обнаружат, Семья окажется под угрозой.

Терпеливо, мягко и уверенно (хотя на самом деле Майкл находился в таком же смятении, как и сам Гораций) он попытался убедить друга в том, что если они оба поведут себя разумно, все будет хорошо.

Наконец Гораций пришел в себя настолько, что смог убрать от лица руки и посмотреть на то, что он натворил. У него было мокрое от слез лицо, но он больше не плакал и перестал стонать, лишь время от времени вздыхал, как человек, смертельно уставший после тяжелой физической работы.

Гораций рассматривал тело сухаря почти равнодушно, бросил взгляд на установленную на спине черную пластину с отверстиями, которые соответствовали проволочкам у основания черепа.

— Вот, значит, как они соединяются, — проговорил он. — Как ты думаешь, что мы обнаружим у него внутри — кучу маленьких моторчиков, проводков и клапанов, как в старом радиоприемнике?

— Не знаю, — ответил Майкл. — Но мы с тобой не станем это выяснять. Лучше расскажи мне, что произошло, а потом мы решим, как поступить с… деталями.

Казалось, Гораций его не слышал. Он внимательно изучал голову Олдоса Хаксли и погнутую проволоку на черной пластине.

— Посмотри, Майкл. Какая потрясающая мысль! А если один сухарь в состоянии иметь сразу несколько разных голов — или одна голова может прикрепляться и к другим телам? Кожа порвана, потому… ну, из-за того, что я сделал. Но наверняка есть какой-то способ его собрать и разобрать.

— Гораций, нам сейчас некогда рассуждать. Позже обсудим твою идею… если нам, конечно, удастся выбраться из этой передряги.

И снова ему показалось, что Гораций его не слышит.

— Тогда ясно, как сухарям в школе удавалось расти вместе с нами, — возбужденно проговорил он. — Я за ними внимательно наблюдал. Они развиваются не так равномерно, как мы. Довольно долго остаются одного размера, а потом за один день становятся выше на целый дюйм. — Он рассмеялся, и в его голосе снова прозвучали истерические нотки. — Конечно. Они просто меняют тела. В следующий раз, когда я встречу Эллен Терри, нужно будет ее хорошенько рассмотреть — а вдруг ей по ошибке выдали туловище мальчика.

Он визгливо хихикнул. Майкл схватил его за плечи и хорошенько встряхнул. Но это не помогло. Тогда Майкл влепил Горацию пощечину. Со всей силы. Боль привела его в чувство.

— Извини, Майкл… я тут ужас что натворил, правда? И теперь у нас будут серьезные неприятности.

— Послушай, — взорвался Майкл. — У нас нет времени на сожаления. И размышлять о том, как устроены сухари, нам тоже некогда. Ты должен быстро рассказать, что произошло.

Гораций взял себя в руки и заговорил. Обнаружив во время первого похода в библиотеку подземный коридор, он решил, что тот обязательно уходит за пределы Лондона. И решил исследовать его, как только представится подходящий случай. Он ничего не сказал Майклу и Эрнесту, потому что они погрузились в чтение своих проклятых книг, и Гораций не сомневался, что они будут откладывать экспедицию до тех пор, пока не узнают что-нибудь существенное.

— Кроме того, — признался Гораций, — мне хотелось провести собственное расследование… Я не очень люблю, когда мной командуют, Майкл. Ты, наверное, это уже понял. А еще я решил: вдруг мне удастся найти что-нибудь очень интересное или важное, тогда я приду к вам и скажу: «Смотрите, какой я приготовил сюрприз!»

— Вот уж это точно, — мрачно заявил Майкл. — Ты нам преподнес настоящий сюрприз.

Гораций рискнул забраться в библиотеку днем. Он прихватил с собой железный прут и фонарик со свежими батарейками. Прежде чем войти внутрь библиотеки, он обошел площадь Аполло-12 дважды, хотел убедиться, что за ним нет слежки. Но никого не заметил. Значит, Олдос Хаксли уже находился внутри здания, когда туда проник Гораций.

— Если бы поблизости появился какой-нибудь сухарь, я оставил бы свою затею и вернулся домой. Но мне казалось, что все в полном порядке.

— Даже слишком, — заметил Майкл, а потом, взглянув на останки Олдоса Хаксли, добавил: — Будем надеяться, что он забрел сюда случайно… Ты по какому коридору пошел… по тому, в котором мы обнаружили тебя в прошлый раз?

— Да. Я знал, что мне понадобится много времени, ведь мы тогда так и не добрались до конца. Поэтому я решил оставить другой коридор на потом, чтобы исследовать его всем вместе… Я немного постоял в библиотеке, а затем начал спускаться по лестнице, стараясь понять, не идет ли за мной кто-нибудь. Я не уловил ни единого звука или шороха. Стояла мертвая тишина.

— Из чего можно сделать очень неприятный вывод, — вздохнув, сказал Майкл. — Если Олдос Хаксли уже был там, значит, он прятался. А если он прятался, то с какой-то определенной целью.

— Но откуда ему знать, что мы нашли библиотеку?

— Ему могло быть известно, что какие-то хрупкие ее обнаружили.

Гораций спустился вниз по лестнице, включил фонарик и быстро зашагал по выбранному заранее коридору. Он хотел как можно скорее добраться до конца, поскольку ему не терпелось выяснить, куда он ведет. Кроме того, он боялся, что его слишком длительное отсутствие вызовет ненужный интерес дома.

Тоннель оказался длинным и слегка неровным. Довольно скоро Горацию показалось, что он начал медленно уходить вниз. Стены, потолок и пол были везде одинаково гладкими и немного влажными. Гораций обратил внимание на то, что слышит эхо своих шагов. Через некоторое время он решил немного пробежаться.

После очередного такого броска он остановился, чтобы немного отдохнуть, и вдруг сообразил: эхо не стихло. Как ни странно, в первый момент ему не пришла в голову мысль о слежке. Он просто подумал, что коридор ужасно длинный, и эхо отражается от его бесконечных стен.

Однако во время следующей передышки он прислушался повнимательнее и обнаружил, что шаги повторяются не в том ритме, в каком двигался он сам.

— Я не запаниковал, Майкл. Сначала я решил, что вам с Эрнестом пришла та же идея, что и мне. Ну… я посчитал, что будет лучше, если я поспешу и доберусь до конца коридора первым. Я предполагал, что смогу где-нибудь спрятаться, и если выяснится, что это вы… ну, мы повеселимся по поводу того, что напугали друг друга, поскольку вы… или он… наверняка тоже слышали мои шаги… Если же окажется, что за мной гонится сухарь, я постараюсь сидеть тихо и посмотрю, кто меня преследует. Так я думал.

— А что вышло на самом деле?

Горация передернуло.

— На деле вышло совсем иначе… Не знаю, что я хотел найти в конце тоннеля и каким предполагал увидеть мир вне Лондона. Наверное, представлял себе поля и деревни, леса и холмы — ну, что-то вроде того… Коридор оказался очень длинным. Наконец я подошел к двери, а там… — Гораций замолчал, похоже, воспоминания заставили его разволноваться, но он изо всех сил старался держать себя в руках. — А там… я просто не был готов к такому… Мне ужасно жаль, Майкл.

Майкл положил руку ему на плечо.

— Успокойся, Гораций. Никто не сомневается в том, что ты не трус.

— Самая обычная дверь… ничего особенного. Незапертая. Я… взялся за ручку и открыл… — Гораций прижал руку ко лбу, словно надеялся стереть кошмарные видения. — Представляешь, скалы… огромные и ревущая вода. И существа… я был потрясен и не сразу понял, что это громадные ящеры. А один стоял совсем рядом. Он повернул голову и посмотрел в мою сторону… Наверное, я дико заорал, потому что в следующее мгновение на меня пялились уже все.

Я захлопнул дверь и помчался прочь. Господи, как я бежал! И продолжал вопить. И тут я услышал приближающиеся шаги… чей-то голос. А еще через секунду налетел на сухаря… Я потерял рассудок. Мне показалось, что он хочет меня прикончить или отвести к ящерам. Тогда я сбил его с ног и изо всех сил