национализмом. Но уж больно плоская насмешка. Настолько недостоверно бытие СМГ (Суверенной Марсовой Губернии), настолько оно карикатурно, что вызывает скорее противоположный эффект. Как правило, то, над чем шутят плоско, заслуживает куда более серьезного отношения.

Что же до повести «Белый слон», то она сильно напоминает «Сон войны». Та же раздача векселей, которые в итоге оказываются неоплаченными. Общество, где каждому гражданину транслируют сны. Как это можно было бы раскрутить!

Но «Феакийские корабли», последняя из повестей сборника (кстати, достаточно давняя работа автора) заметно выбивается из общего ряда. Здесь, в общем, имеется гармония замысла и реализации. Миры, созданные человеческим воображением, но все же вполне реальные — это, конечно, не новое слово в фантастике. Тем не менее сия тема сама по себе глубока и интересна, и вряд ли в скором времени будет исчерпана. Жаль только, излишнее обилие элементов «твердой» НФ — все эти капсулы, радиобуи и т. д. — несколько смазывает общую картину.

Все это можно было бы назвать «синдром обманутых надежд». Но однако же сборник Александра Рубана свидетельствует и о другом. Перед нами действительно интересный автор, способный на большее.

Чем ближе к нашему времени рассматриваемый исторический период, тем хаотичнее и подвижнее представляется его облик. Дистанция — великая вещь для наблюдателя; для тех же, кто с головой погружен в сегодняшний сиюминутный и сумбурный «литературный процесс», перспектива утонуть в мельтешении «хит-парадов», переменчивых веяниях моды и тому подобной суете кажется совсем не отвлеченной.

Семидесятые годы и начало восьмидесятых — это, конечно, не сегодняшний день. Но все же и не такое далекое прошлое, чтобы от него абстрагироваться, занять необходимую дистанцию.

Тем более что, как уже отмечалось не без душевной тоски автором этих строк, интересная и драматичная история непризнанной «замарашки» кончилась. А писать официозную хронику сытого и благополучного царствования и для историков, и для современников всегда было занятием скучноватым.

Впрочем, я не настаиваю — даже не на своих суждениях, а скорее на настроениях, которые у меня вызывает этот период. Обозревая его, другие авторы, например, Джон Клют в своей «Иллюстрированной энциклопедии научной фантастики», настроены более элегично: «История научной фантастики и мировая история в 1970-е на удивление схожи.

В реальной жизни мы высадились на Луну и взглянули оттуда на Землю, которая выглядела совсем иначе. Пришлось забраться так далеко, чтобы осознать, какой долгий путь нам еще предстоит. Трудно понять это, стоя на земной поверхности, а с лунной можно видеть Землю всю целиком и даже закрыть ее ладонью. Так мы осознали необходимость в дальнейшей учебе: учиться глядеть на земные дела и на нас самих с иной точки зрения.

Похожее путешествие «к себе» мы проделали и в научной фантастике. Насотворяв монстров и вдохнув в них жизнь, мы отправились блуждать среди звезд и испытали собственный Золотой Век удивительных приключений. После второй мировой войны настали иные времена, и они потребовали новой мудрости и новой широты охвата, — и научная фантастика претерпела известные трансформации. А теперь наступил период переоценок. После быстрого технологического взлета, кульминацией которого была короткая эра впечатляющих достижений в освоении космоса, в 1970-х взгляд научной фантастики, по крайней мере, временно, уткнулся в собственный пуп. Вероятно, иначе и быть не могло».

Во всяком случае десятилетие, безусловно, представляло собой водораздел. Переходный период, начало которого ознаменовано поисками одних, растерянностью других и сосредоточенным разглядыванием собственного пупка третьими. А конец — неудержимым рыночным «просветлением» и первых, и вторых, и третьих. Оказалось, что занятие фантастикой может приносить немалый доход. Но какой фантастикой? Парадоксальная Весть, донесенная из фантастического «далека»? Философская дискуссия не только о мире собственном, но и о мирах альтернативных; исследование на прочность — методом «доказательства от противного» — социальных институтов, культуры, морали, религии и других констант человеческого сообщества? Наконец, просто литературные медитации на тему «что есть мир, что есть я и что с нами обоими произойдет в различных вариантах будущего?». Все это категории не рыночные. Много на них не заработаешь…

Итак, в 1970-е годы, после бурь предшествующего десятилетия, англоязычная science fiction воцаряется на троне. Сбылось: фантастов окончательно приняли в высшее «масслитературное общество», допустив к разделу общего пирога. В конце семидесятых манящие шестизначные суммы в контрактах перестали казаться «фантастикой». А все более частое появление книг этого жанра в первых строчках списков бестселлеров знаменовало собой впечатляющую реализацию Великой Американской Мечты, в том числе и писателей-фантастов: разбогатеть!

Если же я сообщу имена других авторов, которые облюбовали бестселлерную «верхотуру» задолго до того, а теперь не без ревности потеснились, не сомневаюсь, многие мои соотечественники, выросшие еще в «самой читающей стране», недоуменно пожмут плечами. Списки бестселлеров просто по определению указывают лишь на то, что лучше раскупается, а вовсе не на то, что лучше написано. Для американцев это синоним; для нас же, воспитанных в иных традициях и в своей фантастике искавших отражение собственной Великой Мечты, это вещи разные.