Я не мог сдвинуться с места, потому что лежавшее на мне тяжелое тело придавливало меня к подушкам сиденья.

— Помоги мне, папа! — прохрипел я.

Он рывком просунулся глубже в окно. Должно быть, осколки стекла врезались ему в бока и рвали одежду, но на его лице не отразилось ни тени боли. Его губы были плотно сжаты, а брови напряженно нахмурены, его глаза были сосредоточены на мне словно обведенные красной каймой поисковые фонари. Его руки тянулись ко мне, стараясь сократить разделявшее нас расстояние, но схватить меня он все еще не мог.

Тело дока Лизандера вздрогнуло. Он пробормотал что-то непонятное по-прежнему на хриплом рычащем немецком. Его веки вздрогнули и глаза раскрылись, он мигнул, и зрачки его болезненно сузились. Вода уже сильно бурлила вокруг нас, ее прикосновение было подобно прикосновению могилы. Подняв голову, доктор Лизандер взглянул на свое сломанное запястье и глубоко и протяжно застонал, — Выбирайся из-под него! — закричал мне отец. — Ради всего святого, постарайся выбраться из-под него! Отпустите его, доктор, умоляю вас!

Доктор Лизандер приподнялся на локте и закашлялся. Кашлянув три раза, он зажал лицо рукой, потому что из его рта и носа вдруг брызнула кровь. Затем он схватился за бок и, отняв оттуда руку, увидел, что она тоже вся в крови. Удар зверя из Затерянного Мира был настолько силен, что сломанные ребра доктора Лизандера проткнули ему внутренности и кожу.

Рев воды становился оглушительным. Капот «бьюика» уже почти весь погрузился в воду.

— Умоляю вас! — крикнул отец, по-прежнему стараясь дотянуться до меня, но все так же безуспешно. — Отдайте мне моего сына!

Подняв лицо, доктор Лизандер оглянулся по сторонам, словно пытаясь определить, где он находится. Потом он приподнялся, что дало мне возможность дышать свободно, без мучительного чувства, будто я нахожусь в банке с сардинами. Оглянувшись, доктор Лизандер посмотрел туда, где зияло разбитое заднее стекло и куда мощно рвалась пенная вода, туда, где уже затонул капот «бьюика», и я услышал, как он выдохнул, словно простонал:

— Ох.

Это был издох полного и окончательно поражения.

Потом лицо доктора Лизандера повернулось ко мне. Он увидел меня. Кровь капала с его носа и сбегала вниз по его щекам.

— Кори, — проговорил он булькающим голосом. Его здоровая рука стиснула мое запястье. — Выбирайся наружу, — прошептал он. — Брыкучий бычок.

Приподнявшись еще выше, причем усилие стоило ему огромных трудов и страшной боли, он передал мою руку в ладонь моего отца.

Отец мгновенно выдернул меня наружу, и я обхватил руками его шею. Крепко прижав меня к себе одной рукой, другой он начал грести. По его лицу героя стекали слезы и капли воды.

Издав заключительный могучий стон, с шипением и бульканьем «бьюик» стал погружаться в глубины озера. Вода закружилась вокруг нас, затягивая вниз. Отец забил руками и ногами, силясь вырваться из могучего объятия озера, но вода тянула нас слишком сильно. Испустив сильнейшее шипение воды, встретившейся с раскаленными металлом мотора, «бьюик», потерпевший поражение в схватке с озером, ушел под воду. Вода увлекла нас вниз. Я почувствовал, как отец борется с течением, но потом, когда он сильно и хрипло вздохнул, я понял, что мы тоже проиграли.

Вода сомкнулась над нашими головами.

Опускавшийся на дно «бьюик» находился где-то ниже нас, в бескрайнем темном сумрачном мире, не знающем солнца. Последние пузырьки воздуха из кабины, серебристо играя, поднимались вверх словно рыбешки. Отец отчаянно бил ногами и рукой, стараясь вернуть нас к свету и воздуху, но сила водоворота была слишком велика: мы погружались следом за доктором Лизандером. Мне показалось, что сквозь водяную муть я вижу, как бледное лицо доктора Лизандера прижимается к одному из уцелевших боковых стекол и смотрит на нас. Из его раскрытого рта вырвалось несколько пузырей.

Неожиданно из темных глубин появилась неясная тень и, гибко извиваясь, приблизилась к машине. Возможно, это был просто поросший тиной мусор, какие-нибудь намокшие ветви, сбитые с деревьев ветреной осенью, или что-то в этом роде. Но что бы это ни было, оно с определенной целью вплыло внутрь кабины «бьюика» через разбитое заднее окно. Медленно погружаясь вниз, автомобиль доктора Лизандера поворачивался в подводном сумраке снова и снова, раз за разом, словно кабинка какой-нибудь особенно головокружительной карусели Брендивайнской ярмарки. Чувствуя, что мои легкие вот-вот разорвутся от недостатка воздуха, я все-таки не мог отвести глаз от белого пятна за стеклом кабины, в которое превратилось лицо доктора Лизандера. Мне показалось, что проскользнувшее в кабину черное нечто окутало тело доктора непроницаемым покрывалом вроде траурного погребального савана. И кем бы ни было это существо, у него были зубы: я увидел, как они хищно сверкнули в его разверстой пасти, многочисленные и острые, словно колючие лучи далекой звезды. Потом «бьюик» перевернулся еще раз, теперь колесами вверх, став при этом похожим на огромную морскую черепаху. Последний запас воздуха, находившийся в нем, вырвался, устремился вверх и, разом подхватив нас, понес к поверхности, освобождая из ненасытной пасти озера. Мы заскользили вверх, стремительно приближаясь к мерцающей светом поверхности.

Отец поднял меня над собой, чтобы я первым мог хлебнуть воздуха.

Снаружи было все так же сумрачно и тускло, но зато там было сколько угодно воздуха. Торопясь отдышаться, я и отец, держась друг за друга, повисли между темной водой и мрачным неприветливым небом.

В конце концов, собравшись с силами, мы выплыли туда, где, цепляясь за корни и ветви кустов и утопая в грязи, смогли выбраться на твердую землю. Отец тяжело уселся на землю рядом с пикапом. Его руки были в кровь изрезаны осокой. Я тоже сел рядом с ним на один из красных валунов и стал смотреть на поверхность озера Саксон.

— Эй, напарник? — позвал меня отец. — Ты в порядке?

— Да, сэр, — отозвался я, стуча зубами, но то, что озноб бил меня без всякой жалости, было ничто по сравнению с тем, что могло случиться всего пять минут назад.

— Давай-ка заберемся в грузовик, — сказал отец.

— Хорошо, — отозвался я, но не двинулся с места. Я не мог сойти с валуна. Мое плечо, которое на несколько следующих дней превратилось в один сплошной безжалостно болевший синяк, пока что благодатно онемело от холода.

Отец подтянул колени к груди. Ледяной дождь все сыпал с неба, но мы были настолько мокрыми и замерзшими, что нам до этого и дела не было.

— Мне нужно рассказать тебе кое-что про доктора Лизандера, — сказал мне отец.

— Мне тоже есть что тебе рассказать, — отозвался я. Пронесшийся надо мной ветер сорвал слова с моих губ и унес их в озеро, что-то шепнув при этом мне на ухо; я прослушал что.

Он ушел вниз в темноту. Он вышел из тьмы и во тьму вернулся.

— Он назвал меня «брыкучий бычок», — сказал я.

— Ага. Интересно, да?

Мы не могли сидеть на берегу озера до бесконечности. Ветер пронизывал до костей. В такую погоду можно было запросто замерзнуть до смерти.

Подняв голову, отец взглянул на низкое свинцовое небо в тучах, в январские сумерки. Потом улыбнулся, словно мальчишка, с плеч которого наконец свалилась тяжкая ноша.

— Господи, — проговорил он, — какой замечательный день. Быть может, ад был для героев, но жизнь определенно оставалась для живущих.

Впоследствии случилось несколько разных вещей. Мама довольно быстро очнулась от обморока, обняла отца и меня, но поспешно отпустила и не стала душить в объятиях. Мы вернулись к ней все грязные с головы до ног, но живые и здоровые. Самое главное об отце: его кошмары с участием утопленника со дна озера Саксон закончились раз и навсегда.

Мистер Стейнер и мистер Ханнафорд, несколько разочарованные тем, что так и не сумели наложить руки на доктора Гюнтера Дэхнайнедирка, все же удовлетворились исходом дела, в котором верх взяла справедливость. В их распоряжении оказалась Кара Дэхнайнедирк и ее дюжина фарфоровых птиц из