он только записывается, он передается на бумаге, через слова, но не через чувства. Те люди, которые сделали для себя глубокие, основательные выводы из прошлого, не успевают дожить до того времени, когда эти уроки надо практически учитывать. А те люди (новые поколения, которым история дает возможность это сделать) увы, подобные уроки усваивают поверхностно, отвлеченно от собственных судеб. Им недостает того личностного, заинтересованного упорства, без которого уроки прошлого не могут быть учтены и задействованы. Новым поколениям приходится набираться горестного опыта заново, учиться старым, вечным истинам на собственных ошибках и заблуждениях. На это уходит жизнь, а когда дело доходит до необходимости и возможности опереться на свой опыт, этих людей уже нет, или они уже в том преклонном возрасте, когда мало на что способны. Так из поколения в поколение биологические циклы входят в противоречие с историческими.
Есть ли выход из этого тупика? Думаю, есть, хотя не уверен, что мы в состоянии до него дойти. Нужна переориентация культуры с проблем творения новых ценностей на проблемы эффективного усвоения старых, давно обретенных, хорошо известных. Актуальнейшая новая задача именно в этом: всем нам стать историками, добиваясь осознания исторических уроков — не из дали веков, а в пределах жизненного цикла одного поколения. Речь идет не столько об объемах, сколько о новом качестве усвоения. Речь идет о новом отборе и новой последовательности того, что должно усваиваться, а также о том, как усвоенное должно работать в человеке и обществе.
Человечеству уже известны все те истины и выводы, все те заблуждения и ошибки, понимание и учет которых были бы вполне достаточными, чтобы обеспечить мировому обществу гораздо большую стабильность и уверенность. Все, что требовалось пережить и узнать для устройства счастья, человечество уже пережило и узнало. Теперь нужно сделать так, чтобы эти переживания и знания работали в полную силу в каждом новом поколении. Если мы эту задачу не решим, если не перестанем бесконечно повторять старые просчеты и ошибки, конец истории неизбежен.
Представьте себе, что настоящее — это прошлое. Посмотрите на сегодняшний день как бы из будущего, глазами историка. Что вы увидите? Сразу же обнаружатся многие глупости, которые нам кажутся важными, серьезными делами или глубокими суждениями. А что же на самом деле имеет значение? Всегда, во все времена имеют огромное значение чувства беспокойства, неуверенности, то, чем они вызваны, и то, как они гасятся. Очень важно понимать, какие общественные структуры нагнетают напряженность. Мы люди, мы поддаемся чувствам, настроениям, и это имеет огромное значение в жизни.
Душа живет в теле, при теле, вместе с телом, неотделимо от тела, но она достаточно суверенна, независима. Очень важно это помнить, знать, иметь в виду. Эта высокая степень суверенности души, духовной работы является тем свойством, тем качеством человека, благодаря которому удается вынести даже самые тяжелые испытания.
Душа — отдельное самостоятельное государство. Непонимание этого погубило социализм, его философию. Но не идеи марксизма околдовали нас, а мы околдовали себя идеями марксизма. Не большевики околдовали Россию, не нацисты околдовали Германию. Околдовывало стремление людей быть околдованными. И все, что происходит теперь с нами, это расплата за предательство души, духа в человеке.
Духовность — это как бы ничто, пшик, улыбка света на человеческом лице, я бы даже сказал, возможность такой улыбки. Словом, какие-то пустяки. Ерундовина. Но после смерти человека мы вспоминаем не то, как он поглощал пищу или воздвигал небоскребы, мы вспоминаем его улыбку, которая продолжает нас согревать, хотя тот, кому она принадлежала, давно ушел в небытие.
Мы привыкли к себе, поэтому не замечаем своей чудесности. Способность видеть, способность воображать, способность ставить перед собой цели и достигать их, все это — нечто совершенно фантастическое! А как компактно человек сколочен: небольшой по объему, а сколько в нем упаковано биохитросплетений. А метаморфозы человеческого духа: злодей вдруг становится святым, святой — злодеем… Раз возможен такой человек, значит, все на этом свете возможно.
Гипотеза
Алан Дин Фостер
А что с ними делать дальше?
Когда слабенькая звездочка класса G замаячила наконец на контрольных экранах, легкий космический крейсер «Тпин» начал торможение, отчего его мультидрайверные двигатели немедленно взвыли. Вой скоро ушел почти за пределы слышимости, но продолжал раздражать. Когда скорость космического корабля упала от совершенно невероятной до всего лишь немыслимой, крейсер вывалился в обычное пространство, восстановив реальную массу и видимость. После того как «Тпин» пересек орбиту угрюмого газового гиганта, все свободные от вахты члены команды прилипли к экранам. Каждая новая солнечная система — волнующее зрелище, а любопытство в полной мере присуще расам, вышедшим в открытый космос. Команда «Тпина» не была исключением, хотя являла собой такую разношерстную компанию, которую — ей-ей! — еще поискать.
Не слишком просторная рубка управления в носовой части полукилометрового корабля оказалась набита битком. Старший связист Фррннкс, нервно подрагивая рудиментарными крылышками, в тысячу первый раз вопрошал командора первого ранга Раппана, какого, собственно, дьявола они здесь ищут.
— Фррннкс, — устало вздохнул Раппан, — я вижу, что вы не удосужились как следует ознакомиться с легендами. В оставшиеся часы я не успею вам в этом помочь. Не лучше ли наклонить ушную мембрану к детектору и прислушаться — не приближается ли дредноут проклятых йоппов!
Фррннкс поморгал глазами в формальной манере, выражающей мягкое возражение с оттенком почтительного нетерпения второй степени.
— Осмелюсь заметить, сэр, мы оторвались от этих нерасторопных йоппов еще пять парсеков назад. Кроме того, сэр, я вполне способен исполнять свои служебные обязанности без дополнительных указаний! Разве я даю вам советы, как командовать кораблем?
— Ну знаете! Это настолько выше уровня вашей компетенции, что…
— Милостивые существа, милостивые существа! Прошу вас! — вмешался профессор.
Капитан и его подчиненный сразу же притихли.
Профессор — его подлинное ученое звание было абсолютно непроизносимо для большинства членов