– Не заставляй меня делать тебе гадости, Квинт Цецилий, – сказал Марий дружелюбно.

– Не заставлять тебя делать – что? Поди вон, Марий! Займись чем-нибудь полезным – и хватит отнимать у меня время! Метелл встретился взглядом с сыном и заговорщически ухмыльнулся ему.

– Я настаиваю, чтобы ты освободил меня от службы. Осенью мне надо принять участие в выборах консула.

Метелл Поросенок, которому высокомерие отца придавало храбрости, начал хихикать. Это раззадорило старшего.

– Знаешь, что я скажу тебе, Гай Марий? – сказал он со смехом. – Тебе почти пятьдесят. Моему сыну – двадцать. Мог ли я предположить, что ты будешь участвовать в выборах в том же году, что и мой сын? К этому времени ты мог бы набраться достаточно опыта, чтоб годиться в консулы. Хотя я уверен, что мой сын с удовольствием подучил бы тебя кое-чему!

Молодой Метелл рассмеялся вслух. Марий взглянул на них из-под своих густых бровей.

– Я буду консулом, – сказал он. – Будь уверен. Квинт Цецилий, я буду консулом. И не один, а семь раз.

И он вышел, провожаемый взглядами Метеллов – взглядами, в которых смешались изумление и страх.

На следующий день Марий опять поехал в Старый Карфаген, чтобы встретиться с принцем Гаудой.

Допущенный к принцу, он склонился на одно колено и припал губами к мягкой и липкой руке Гауды.

– Встань, Гай Марий! – восхищенно воскликнул Гауда, зачарованный видом славного воина, который с таким уважением оказывает ему царские почести.

Марий приподнялся, но снова упал на колени и протянул к Гауде руки.

– Ваше царское Величество, – сказал он. – Я не имею права стоять перед вами, потому что пришел как смиренный проситель.

– Встань, встань! – пронзительно вскричал Гауда, еще более восхищенный. – Я и слушать ничего не буду, пока ты стоишь на коленях! Садись вот сюда, рядом со мной, и расскажи, чего ты хочешь.

Стул, на который указал Гауда, был действительно рядом – но на ступень ниже, чем его трон. Кланяясь до земли, Марий уселся на самый краешек стула, будто не чувствуя себя вправе удобно усесться в присутствии Гауды.

– Когда вы стали одним из моих клиентов, принц Гауда, я воспринял это как честь для себя. Потому что чувствовал, что смогу способствовать вам, заняв соответствующий пост в Риме. Я намеревался выставить свою кандидатуру на выборах консула, – Марий помедлил. – Но, увы, этому не бывать! Квинт Цецилий Метелл остается в Африке, срок его губернаторства продлен – а это означает, что я, его легат, не могу оставить службу без его разрешения. Когда я сказал ему, что хочу участвовать в выборах, он не разрешил мне покинуть Африку.

Благородный отпрыск нумидийского царского дома пришел в негодование. Уж он-то хорошо помнил, как Метелл не встал, чтобы приветствовать его, не поклонился ему, не позволил ему сидеть на троне в своем присутствии, отказал ему в эскорте солдат.

– Каков негодяй! – воскликнул Гауда. – Как заставить его изменить решение?

– Властелин! Ваш ум! Ваше понимание ситуации! Преклоняюсь! – вскричал Марий. – Именно это мы и должны – заставить его передумать! Я знаю, что вы собираетесь предложить. Но, наверное, будет лучше, если вымолвят эти слова мои уста. Ибо – это дело грязное…

– Говори! – величественно позволил Гауда.

– Ваше царское Высочество, Рим и Сенат должны быть завалены письмами. Письмами от вас – и от каждого горожанина, пастуха, фермера, купца и торговца в Африканской провинции – письмами, в которых сообщалось бы, насколько неэффективно, бестолково руководил Квинт Цецилий Метелл действиями против Нумидии. Письмами, из которых бы явствовало, что незначительные и немногочисленные успехи, которых мы добились, были делом моих рук, а не Квинта Цецилия Метелла. Тысячи писем, мой принц! И не единожды, а столько раз, сколько потребуется, чтобы Квинт Цецилий Метелл смягчился и позволил мне уехать в Рим для участия в консульских выборах.

Гауда довольно заржал:

– Просто удивительно, Гай Марий, как совпадают наши мысли! Письма – именно это я и собирался предложить!

– Конечно, я же говорил, что знаю это, – сказал Марий с мольбой в голосе. – Но, властелин, возможно ли это?

– Возможно ли? Без сомнения! – воскликнул Гауда. – Все, что требуется – это время, влияние и деньги. Думаю, вдвоем мы, Гай Марий, можем употребить гораздо больше влияния. И денег достать куда больше, чем Квинт Цецилий Метелл, не так ли?

– Надеюсь, что так, – сказал Марий.

– Конечно, Марий на этом не остановился. Он лично посетил каждого, кто мог писать на латыни или на италийском, во всех концах провинции, прикрываясь обязанностями, навязанными ему Метеллом. С собой у него имелся секретный мандат принца Гауды, в котором обещались всякого рода концессии в Нумидии – в случае, если он, Гауда, станет царем. А также призыв ко всем становиться клиентами Гая Мария. Ничто не могло остановить Гая Мария – ни дожди, ни грязь, ни реки, вышедшие из берегов. Он продолжал вербовать клиентов, и ему обещали писать письма. Тысячи тысяч писем. Столько, сколько нужно, чтобы под их тяжестью карьера Метелла пошла на дно, как перегруженный корабль.

К февралю письма из Африканской провинции, адресованные каждому, кто занимал достаточно высокое положение, начали поступать в Рим. Они продолжали прибывать с каждым новым кораблем. Вот что писал один из первых отправителей, Марк Целий Руф, римский гражданин, собственник сотен югеров земли в долине реки Баград, выращивавший пшеницу для Рима:

«Квинт Цецилий Метелл очень мало сделал в Африке, если не считать своих корыстных интересов. Взвесив все, я думаю, что он намеренно затягивает войну, чтобы слава его росла и власть тоже. Прошлой