оставалось достаточно места для пузырьков и шкатулки. Сулла вложил их туда, задвинул ящик и проверил, не осталось ли щелки. Нет, никаких следов. Пусть Руфин хранит тайну потомка.

Чувствуя себя теперь спокойней, Сулла распахнул оконные ставни и отпер дверь. Собрал груду безделушек, рассыпанную по столу, и, злобно ухмыляясь, прихватил свиток бумаги.

Конечно, Луций Гавий Стих занимал хозяйское место на левом конце среднего ложа. Это была одна из немногих обеденных комнат, где женщины откидывались назад сильнее, чем если бы сидели на стульях: ни Клитумна, ни Никополис старозаветных правил не блюли.

– Это вам, девочки, – сказал Сулла, бросив женщинам горсти подарков. Он точно подобрал вещи, которые действительно могли появиться откуда угодно, только не с римского рынка, и которые ни одна женщина не постыдилась бы носить.

Но, прежде чем ловко проскользнуть на первое ложе между Клитумной и Никополис, он шлепнул свертком о стол перед Стихом:

– Есть кое-что и для тебя, Стих, – сказал он. Пока Сулла усаживался между женщинами. Стих, пораженный тем, что получил подарок, развязал ленточку и развернул книгу. Два алых пятна вспыхнули на его прыщавых щеках, когда взгляд его наткнулся на тщательно нарисованные и раскрашенные мужские фигуры со вставшими членами, словно похваляющиеся друг перед другом статью. Трясущимися руками Стих свернул книгу и снова перевязал ее. Потом только собрался с духом, чтобы взглянуть на своего благодетеля. Сулла смотрел на него поверх головы Клитумны взглядом, полным презрения.

– Спасибо, Луций Корнелий, – пискнул Стих.

– Не стоит благодарности, Луций Гавий.

В этот момент подали густатьо – закуску, как никогда обильную, очевидно в честь приезда Суллы. Помимо обычных оливок, салата-латука и яиц вкрутую, оно содержало несколько маленьких колбасок из фазаньего мяса и ломтиков тунца в масле.

Сулла ел, злобно косясь на Стиха, одинокого на своем ложе, тогда как его тетушка подвинулась к Сулле вплотную, а Никополис бесстыдно ласкала его пах.

– Итак, какие новости на домашнем фронте? – спросил он, когда покончил с закуской.

– Ничего особенного, – сказала Никополис, более заинтересованная тем, что творилось под ее рукой.

Сулла повернулся к Клитумне.

– Я ей не верю, – сказал он, взяв руку Клитумны и покусывая ее пальцы. Потом, заметив отвращение на лице Стиха, принялся чувственно лизать их. – Скажи, любовь моя, – лизнул, – потому что я отказываюсь верить, – лизнул, – что ничего не случилось, – лизнул, лизнул, лизнул.

К счастью, в этот момент внесли феркулу – главное блюдо. Клитумна отняла руку, чтобы взять жареной баранины под соусом из чабреца.

– Наши соседи, – проговорила Клитумна, глотая, – не давали нам скучать в твое отсутствие. Жена Тита Помпония в феврале родила малыша.

– О, боги, еще один скучный торгаш! – заметил Сулла. – Цецилия Пилия, я надеюсь, в порядке?

– Совершенно. Вообще никаких неприятностей.

– А у Цезаря? – он думал о прекрасной Юлилле и том венке из трав, что она вручила ему.

– Там большие новости, – Клитумна облизала пальцы. – У них была свадьба!

Сердце у Суллы оборвалось.

– Да? – в его тоне не было интереса.

– Правда! Старшая дочь Цезаря вышла замуж не за кого-нибудь, а за Гая Мария. Противный, не так ли?

– Гай Марий…

– Как, ты его не знаешь? – спросила Клитумна.

– Не думаю. Марий. Он, наверное, из новых людей?

– Точно. Пять лет назад он был претором, но консулом стать не смог. Зато был губернатором Дальней Испании и добыл там громадное состояние. Рудники и тому подобное, – сказала Клитумна.

Пожалуй, Сулла помнил этого человека с орлиной наружностью по инаугурации новых консулов, он носил тогу с пурпурной каймой.

– А как он выглядит?

– Смешно, мой дорогой! Огромные брови! Как волосатые гусеницы, – Клитумна добралась до тушеных брокколи. – Он по меньшей мере на тридцать лет старше бедняжки Юлии.

– Что же в этом необычного? – встрял Стих, почувствовав, что ему есть что сказать. – По меньшей мере половина девушек Рима выходит замуж за мужчин, которые годятся им в отцы.

Никополис нахмурилась:

– Я бы не стала на твоем месте говорить о половине, Стих, Четверть – это, пожалуй, ближе к истине.

– Отвратительно, – сказал Стих.

– Отвратительно? Чушь! Должна сказать тебе, красавчик, что мужчина пожилой многим может привлечь молодых девушек! По крайней мере, он хоть умеет быть внимательным и благоразумным. Всем худшим моим любовникам меньше двадцати пяти. Думают, что знают об этом деле все, а не знают ничего. И заканчивают, толком еще не начав.