– Мое происхождение, – тихо, даже ласково произнес Сулла, – тебя не касается. А сейчас – убирайся из моей комнаты.

– Не всегда ей быть твоею, – выдавил из себя Стих, ретируясь и чуть не столкнувшись в дверях с возвращающимся рабом, который нес таз с водой и тряпку.

– Можешь на это не рассчитывать, – крикнул вдогонку Сулла.

Дорогостоящий раб боком вошел в комнату, стараясь быть незаметным. Сулла угрюмо оглядел его с головы до пят.

– Ну ты, цветочек, вычисти это, – сказал он и пошел искать женщин.

Стих опередил его. Клитумна заперлась с племянником и просила ее не беспокоить, как виновато передал Сулле управляющий. Поэтому Сулла прошел вдоль колоннады, окружавшей сад, в комнаты, где жила его любовница Никополис. Там вкусно пахло из кухни, расположенной в дальнем конце сада, по соседству с ванной и уборной. Дом Клитумны, как и большинство домов в Палатине, был подсоединен к водопроводу и канализации, что избавляло слуг от необходимости носить воду из источника и выносить содержимое ночных горшков к ближайшему общественному туалету или к сточной канаве.

– Знаешь, Луций Корнелий, – сказала Никополис, отложив свое вышивание, – было бы куда лучше, если бы ты хоть иногда отбрасывал свою заносчивость.

Он сел на удобное ложе, кутаясь в тогу – в комнате было прохладно. Симпатичная веселая служанка по прозвищу Бити сняла с него зимнюю обувь. Родом из лесной глуши Битинии, девушка имела непроизносимое имя. Клитумна недорого купила ее у своего племянника и нежданно приобрела настоящее сокровище. Закончив расшнуровывать обувь, Бити вышла из комнаты, тотчас вернувшись с парой теплых толстых носков, и заботливо надела их на безупречно белоснежные ноги Суллы.

– Спасибо, Бити, – улыбнулся он и, протянув руку, взъерошил ей волосы.

Она сильно покраснела. «Забавное маленькое существо», – подумал он с удивившей его самого нежностью и только потом осознал, что она напоминает ему о другой девушке. Юлилла…

– Что ты имеешь в виду? – спросил он Никополис, которая как всегда казалось не замечала холода.

– Какого черта этот жадный гаденыш должен все унаследовать, когда Клитумна отправится к своим сомнительным предкам?! Дорогой мой Луций Корнелий, если бы ты хоть частично сменил тактику, она оставила бы все тебе. А у нее есть, что оставить, поверь мне!

– Он что, блеет сейчас о том, что я сделал ему больно? – спросил Сулла, беря у Бити чашу с орехами и еще раз улыбнувшись ей.

– Конечно! Да еще и наверняка привирает. Я-то ни в коем случае не порицаю тебя, он отвратителен, но он все же – ее единственный кровный родич, и Клитумна закрывает глаза на его недостатки. Но все же тебя она любит сильнее, высокомерный негодник! Так вот, когда увидишь ее в следующий раз, наплети ей про Липкого Стиха похлеще, чем тот ей плетет про тебя!

– Брось, она не столь глупа, чтобы клюнуть на это.

– Дорогой Луций, когда захочешь, ты можешь от любой женщины добиться чего угодно. Попробуй! Ну, ради меня, – уговаривала его Никополис.

– Нет. Я останусь в дураках, Ники.

– Увидишь, нет, – настаивала она.

– Чтобы заставить меня пресмыкаться перед подобными Клитумне, в мире недостаточно денег.

– Всех денег мира у нее нет. Но у нее их более чем достаточно, чтобы тебе оказаться в Сенате, – убедительно прошептала искусительница.

– Да нет же! Ты ошибаешься. У нее есть, конечно, этот дом, но она расходует абсолютно все, что получает. А что она не тратит – тратит Липкий Стих.

– Неправда. Почему же тогда ее банкиры полагаются на каждое ее слово, точно она Корнелия, мать Гракхов? Вклады Клитумны весьма значительны, и она не тратит и половины своих доходов. Ну, а кроме того, отдавая должное Липкому Стиху, он тоже не беден. Пока способны работать бухгалтер и управляющий его покойного отца, дело Стиха будет идти успешно.

Сулла резко привстал, распуская складки тоги.

– Ники, ты не обманываешь?

– Обманула бы, да только не в этом, – ответила она, продевая в иглу нить из пурпурной шерсти и золота.

– Она ведь проживет лет сто, – заметил он, снова откидываясь на ложе и, насытившись, вернул Бити чашу с орехами.

– Может прожить, – Никополис воткнула иглу в гобелен и осторожно протянула сверкающую нить. Ее большие темные глаза успокаивающе оглядели Суллу. – А может и не прожить. Ты же знаешь, в ее семье долго не живут.

Снаружи послышался шум. Это Стих прощался с теткой.

Сулла поднялся, дав служанке одеть себе на ноги греческие комнатные туфли без задников.

– Ну хорошо, Ники. Разок я попробую, – сказал он и усмехнулся. – Пожелай мне удачи!

Но не успела она и рта раскрыть, как он уже вышел.

Беседа с Клитумной не ладилась. Стих сделал свое дело, а Сулла никак не мог заставить себя, смирив гордость, оправдываться, как советовала Никополис.

– Во всем виноват один ты, Луций Корнелий, – говорила Клитумна, раздраженно наматывая на пальцы, унизанные кольцами, бахрому дорогой шали. – Ты же не делаешь ни малейшего усилия, чтобы быть любезным с моим бедным мальчиком, тогда как он всегда старается пойти тебе навстречу!