– Это очень далеко от Рима, – объяснил почетный член. – Еще дальше, чем Карфаген.

– А, Карфаген! Почему же ты сразу не сказал это? – Луций Декумий с любопытством посмотрел на лицо приезжего. – Я думал, что Сципион Эмилиан не оставил там никого в живых.

– Он и не оставил. Но Мавритания – это не Карфаген, это еще дальше на запад. Просто обе страны в Африке, – терпеливо стал объяснять Бомилкар. – Карфаген сейчас – провинция Рима. Туда каждый год отправляется один из консулов. В этом году поедет Спурий Постумий Альбин.

Луций Декумий усмехнулся с презрением:

– Консулы? Они приходят и уходят, приятель, приходят и уходят. В Субуре же не меняется ничего – ведь консулы живут не здесь. Но если ты, приятель, признаешь, что Рим – превыше всего на свете, ты будешь принят Субурой гостеприимно.

– Поверь мне, я знаю, что такое Рим! – с чувством произнес Бомилкар! – Мой господин – царь Бокх – послал меня в Рим, чтобы просить у Сената чести зваться другом и союзником народа Рима.

– Да что ты говоришь!

В этот момент в комнате появились согнувшиеся под тяжестью бутылок Бромидий и его помощники. Бромидий стал разливать вино, начав, как всегда, с Декумия, но тут же получил от него затрещину.

– Где ты растерял свои манеры? Сначала налей тому, кто заплатил, а не то!..

Бомилкар взял кружку и, подняв ее, произнес речь:

– Здесь – самое лучшее место и самые лучшие люди, каких мне только довелось встретить в Риме! – он одним глотком осушил содержимое стакана. О, Боги! Да у них должны быть стальные желудки.

Вскоре подоспела и еда – винегрет из корнишонов, лука и земляных орехов, пучки сельдерея и петрушки, груда соленой рыбы. Но попробовать хоть что-нибудь – у Бомилкара мужества не хватило.

– За тебя, дружище Юба! – провозгласил Декумий.

– Юба-а! – вторили ему остальные, по-доброму пересмеиваясь.

За какие-то полчаса Бомилкар узнал о римском простонародье даже больше, чем рассчитывал. То, что он при этом гораздо меньше знал о рабочем люде Нумидии, не пришло ему в голову. Все члены этого клуба хлеб добывали в поте лица; оказалось, что в другие часы кабачок осаждает другая компания, пока эти работают, а работают они по восемь часов. Многие из них на затылках носили отметину – отличительный знак освобожденного раба. К удивлению своему Бомилкар узнал, что некоторые из них до сих пор остаются рабами, хотя занимают равное положение в кругу работяг, так же трудятся, получают плату, имеют дни для отдыха. Он был удивлен, но его собеседники не видели в этом ничего странного. Бомилкар понял и различие между свободными и рабами: если первый может идти, куда хочет, работать, где хочет и как хочет, то раб принадлежит тому, кто предоставил ему работу он – его собственность и поэтому не может распоряжаться собственной судьбой. В Нумидии все по-другому… Бомилкар не был глуп, он понял самую суть: в каждой стране свое представление о том, как обращаться с рабами.

В отличие от прочих, Луций Декумий был постоянным членом клуба.

– Я тут – старейшина, – рассказывал он, – потягивая вино.

– А что это за клуб? – спросил Бомилкар, всячески оттягивая необходимость опять глотать это пойло.

– А это, приятель, тебе и знать ни к чему. Клуб перекрестка, истинное братство, товарищество… Он отмечен у эдила и городского претора и освящен Верховным Жрецом. Такие клубы были еще во времена царей. Там, где пересекаются большие дороги, собирается великая сила! Истинная компита – силища невообразимая! Представь, что ты – бог, и пялишься сверху сердито на Рим. Дураком надо быть, чтобы надеяться поразить Рим молнией или другой бедой. Видел бы ты Рим с Капитолия! Череда красных крыш – прямо мозаика. Но приглядись внимательно – различишь места пересечения больших дорог: компита! Остальное – только придаток. Да будь ты и богом, тебе не уничтожить весь Рим.

Пару-тройку кварталов – пожалуй. Но потом наткнешься на перекрестки – и тпру! Мы, римляне, умны. Цари создали перекрестки, чтобы защитить город. Перекрестками управляют Лары, их святилища устанавливают на каждом перекрестке прежде фонтанов. Разве не заметил ты алтаря напротив нашего клуба?

– Заметил, – кивнул Бомилкар. – А кто такие Лары? И сколько их?

– О, Лары – они везде! Их – сотни, тысячи! Рим полон Ларами. Да и вся Италия, говорят. Не знаю, хранят ли они солдат – не могу сказать, могут ли Лары переправляться с легионами через моря. Но они повсюду, где в них нужда. Наше же дело – нашего клуба – беречь и хранить наших Ларов. Мы поддерживаем в порядке алтари и совершаем приношения, чистим фонтаны, убираем мусор и падаль, расчищаем завалы, если рухнет какая хибара. Наш праздник приходится на начало нового года и называется Компиталии. Он прошел несколько дней назад, поэтому сейчас и нет у нас денег на выпивку: поистратились, нужно время, чтобы поднакопить жирка.

– Понятно, – сказал Бомилкар, хотя понял не все. Боги римлян казались ему чем-то таинственным. – Вы устраиваете праздник сами для себя и на свои же средства?

– И да, и нет. Кое-что дает городской претор – хватает на пару свиней. Но все зависит от того, кто претором. Некоторые очень щедры, а другой не даст ни асса.

Разговор снова зашел о жизни в Карфагене; абсолютно невозможным оказалось им втолковать, что в Африке еще много других стран и земель: познания в истории и географии исчерпывались обрывками разговоров, услышанных на Форуме. Располагался он не так далеко, но их суждения о политической жизни города были ужасно противоречивы и часто искажены. Они считали, что высший ее расцвет оборвался со смертью Гая Семпрония Гракха.

Наконец, настало время Бомилкара. Члены клуба уже настолько привыкли к присутствию чужака, что перестали его замечать, да и пьяны были изрядно. Однако Луций Декумий оставался все еще трезв и не переставал изучать Бомилкара. Не так он прост, этот Юба, и не случайно он здесь, среди чуждых ему – это заметно – людей. Что-то есть у него на уме!

– Луций Декумий, – Бомилкар склонился к нему, – у меня есть проблема… Не поможешь ли мне?