роскоши…
– Не ради роскоши выходят замуж.
– Я рад, что ты это понимаешь. И все же, я выбрал бы не его для тебя, – сказал Котта по-настоящему огорченный.
– Хотелось бы знать, отец, – почему?
– Странная это семья. Очень, очень необычная. К тому же, они – и идейно, и кровными узами – связаны с Гаем Марием, с человеком, которого я просто ненавижу.
– А вот дядя Публий любит Гая Мария.
– Твой дядя Публий иногда способен заблуждаться. Тем не менее, он не настолько одурманен своими бредовыми идеями, чтобы выступать в Сенате против собственного класса, чего не скажешь о роде Гаев Юлиев! Твой дядя Публий служил с Гаем Марием много лет. Понятно, что их многое связывает. Старый Гай Юлий Цезарь принимал Гая Мария с распростертыми объятиями и детям своим привил уважение к нему.
– Разве Секст Юлий не женился не так давно на одной из младших Клавдий? – спросила Рутилия.
– Да, кажется.
– И брак их счастлив. Может быть, сыновья не столь привязаны к Гаю Марию, как ты думаешь?
Аврелия вмешалась:
– Отец, мама, право решать вы предоставили мне, – сказала она сурово. – Я хочу выйти замуж за Гая Юлия Цезаря – и все.
Сказано это было твердо, но без заносчивости. Котта и Рутилия поняли: дотоле холодная Аврелия – влюблена.
– Ну, что ж, – отрывисто сказал Котта, понимая, что ничего не попишешь. – Ладно, валяй! – Жестом он приказал жене и племяннице уйти. – Пришлите сюда писцов. Мне надо написать тридцать семь писем… А лотом я пойду прогуляюсь. Повидаю Гая Юлия. Я имею в виду – обоих Гаев Юлиев. И отца, и сына.
Главное из писем Марк Аврелий Котта прочитал вслух:
«После долгих размышлений я решил, что мне следует позволить своей племяннице и приемной дочери Аврелии выбрать себе мужа самой. Моя жена – ее мать – согласилась. Сим объявляю, что Аврелия сделала свой выбор. Мужем ее будет Гай Юлий Цезарь-младший – младший сын Гая Юлия Цезаря. Прошу вас встретиться со мной для обсуждения некоторых подробностей их брака.»
Секретарь смотрел на Котту широко открытыми глазами:
– Что пялишься? Хватит сидеть – перепиши! – грубо прикрикнул Котта, всегда такой спокойный. – Мне нужно тридцать семь копий в течение часа. Каждая – на имя одного из этого списка, – он показал список. – Подпишу сам. Затем пошлешь, чтобы их немедленно вручили адресатам лично.
Секретарь сел за работу.
Много появилось у Котты завистников и недоброжелателей, когда новость распространилась. Ибо ясно было, что выбор Аврелия сделала по любви, а не по расчету. С одной стороны, это позволяло неудачникам легко забыть свое поражение. Но претендентам на руку Аврелии обидным казалось уступить младшему сыну простого члена Сената, пусть даже знатного рода. Счастливчик был к тому же весьма хорош собою, и это особенно уязвляло получивших от ворот поворот.
Оправившись от первого потрясения, Рутилия бросилась оправдывать выбор дочери:
– О, подумай о ее будущих детях! – мурлыкала она на ухо Котте, одевавшему тогу с пурпурной каймой перед визитом в особняк Юлия Цезаря, расположенный в менее престижном районе Палатина. – Если ты забудешь о деньгах, то это – прекрасная партия для Аврелиев. Оставь в покое Рутилия. Юлии – живая история Рима!
– Ты все о родословной… – ворчал Котта.
– О, Марк Аврелий, ведь это очень неплохо! Связь с Марием основательно поправит состояние Юлия. Я не вижу, что мешало бы юному Гаю Юлию сделаться консулом. Я слышала, он очень умен.
– Красив тот, кто красиво поступает, – ответил Котта поговоркой, оставаясь при своем мнении.
Как бы то ни было, для визита к Цезарям он выбрал лучшую тогу – да и сам собою он был красив. Портило его только багровое лицо, как и всех Аврелиев. В их роду мужчины, увы, долго не жили, поскольку были весьма подвержены апоплексии.
Молодого Гая Юлия долго не было. Встретил Котту управляющий.
– Извините, Марк Аврелий, я пойду справлюсь… Видите ли, хозяин нездоров.
Котта впервые услышал о болезни старшего Цезаря, но тут же вспомнил, что старика действительно давненько уже не видели в Сенате.
– Я подожду.
Управляющий вернулся быстро.
– Гай Юлий примет вас, – сказал он и проводил Котту в кабинет. – Я должен вас предупредить… Не пугайтесь его вида.
Хорошо, что управляющий предупредил – Котта сумел скрыть потрясение, когда хозяин дома протянул ему костлявые пальцы для бессильного рукопожатия.
– Марк Аврелий, рад вас видеть. Садитесь же! К сожалению, я не могу подняться. Управляющий, должно быть, сказал вам, что мне не здоровится, – чуть заметная улыбка тронула его тонкие губы. – Это эвфемизм, конечно. Просто я умираю…
– О, нет! – Котта сидел на самом краю стула, ноздри его подергивались: в комнате пахло как-то