Ужель хотите вы (…), чтобы жены ваши старались добыть украшения, другим недоступные, а те, что победнее, выбивались из сил, чтобы не подвергнуться презрению за эту свою бедность. И конечно, как только женщины начнут стыдиться того, что вовсе не стыдно, они перестанут стыдиться того, чего должно стыдиться и в самом деле. Та, что сможет, будет на свои деньги покупать украшения, та, что не сможет, станет требовать деньги у мужа. Горе и тому, кто уступит просьбам, и тому, кто останется непреклонным, ибо непреклонный вскоре увидит, как жена его берет у другого то, в чем отказал ей он.[1289]
[Воюя в Испании.] Катон запретил подрядчикам закупать хлеб для войска и отослал их обратно в Рим, сказавши: «Война сама себя кормит».[1290]
Гнев от безумия отличается лишь продолжительностью.[1291]
Кто серьезен в смешных делах, тот будет смешон в серьезных.[1292]
Хорошие дела нужно перекрывать новыми хорошими делами, чтобы не выдохлась добрая слава.[1293]
Лишнее всегда дорого.[1294]
Во всем мире мужья повелевают женами, всем миром повелеваем мы, а нами повелевают наши жены.[1295]
Царь – животное плотоядное.[1296]
Душа влюбленного живет в чужом теле.[1297]
Греки произносят речи языком, а римляне – сердцем.[1298]
Тот, кто бьет жену или ребенка, поднимает руку на самую высокую святыню.[1299]
И превозносить, и поносить себя – одинаково нелепо.[1300]
[О гурманах:] Люди, у которых язык более тонко чувствует, чем сердце.[1301]
Удивляюсь, как может удерживаться от смеха один гаруспик [прорицатель, гадающий по внутренностям птиц], когда смотрит на другого.[1302]
Распутник спереди и сзади. (Катон об одном из своих противников.) [1303]
[Катон] был недоволен, что граждане каждый год переизбирают одних и тех же лиц на государственные должности: «По-вашему, стало быть, – говорил он, – или власть немногого достойна, или власти немногие достойны».[1304]
Глядя на множество воздвигнутых статуй, он сказал: «А обо мне пусть люди спрашивают, почему Катону нет памятника, чем почему ему стоит памятник».[1305]
Однажды, когда римский народ несвоевременно домогался раздачи хлеба, Катон, желая отвратить сограждан от их намерения, начал свою речь так: «Тяжелая задача, квириты [римляне], говорить с желудком, у которого нет ушей».[1306]
[Катон] сравнил римлян с овцами, которые порознь не желают повиноваться, зато все вместе покорно следуют за пастухами. «Вот так же и вы, – заключил Катон. – Тем самым людям, советом которых каждый из вас в отдельности и не подумал бы воспользоваться, вы смело доверяетесь, собравшись воедино».[1307]
[Катон] был под судом чуть ли не пятьдесят раз, причем в последний раз – на восемьдесят седьмом году. Тогда-то он и произнес свои знаменитые слова: «Тяжело, если жизнь прожита с одними, а оправдываться приходится перед другими».[1308]
Добавь радость к заботам.
Труд кончается, но хорошо исполненная работа не пропадет.
Нет такого закона, который бы удовлетворял всех.
Отцу семейства пристойнее продавать, а не покупать.
Жизнь с женой – дело нелегкое, но жизнь без нее вообще невозможна.
Не всегда будет лето.
Покупай не то, что нужно, а то, что необходимо.
Какую пользу государству может принести тело, в котором все, от горла до промежности, – одно лишь брюхо?
Из молодых людей лучше те, которые краснеют, а не те, которые бледнеют.
Ученость есть сладкий плод горького корня.
Речь дается многим, но мудрость редким.
Остерегайся сам того, чего не одобряешь в других.
Говоря с мудрым, употребляй немного слов.
Если кто-либо похвалит тебя, проверь сам, верно ли это.
Кроме того, я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен.
Катулл Гай Валерий
