Многое из того, что кажется свойственным демократии, ослабляет демократию.[190]
Демагогам [вождям народа] (…) следовало бы всегда говорить в пользу состоятельных, а (…) олигархи должны были бы радеть об интересах народа.[191]
Большинство тиранов вышли, собственно говоря, из демагогов, которые приобрели доверие народа тем, что чернили знатных.[192]
Ненависть более рассудочна [чем гнев]: ведь гнев сопряжен с горестным чувством, так что нелегко быть рассудительным; напротив, вражда горечи в себе не содержит.[193]
Крайняя демократия – та же тирания, только разделенная среди многих.[194]
Чем меньше полномочий у царской власти, тем она долговечнее.[195]
И демос [народ] желает быть своего рода монархом. Поэтому и тут (…) льстецы в почете (…) (ведь демагог – льстец народа).[196]
Уделять (…) почести должен сам тиран, а наложение кары поручать другим.[197]
Для сохранения (…) единодержавной власти [следует] (…) никого в отдельности не возвеличивать, а если уж приходится делать это, то возвышать нескольких лиц, потому что они будут следить друг за другом.[198]
Одно из условий свободы – по очереди быть управляемым и править. [199]
Власть над свободными людьми более прекрасна (…), чем господство над рабами.[200]
Гражданин должен (…) властвовать над своим (…) государством.[201]
Большинство государств, обращающих внимание лишь на военную подготовку, держатся, пока они ведут войны, и гибнут, лишь только достигают господства. Подобно стали, они теряют свой закал во время мира.[202]
Конечной целью войны служит мир, работы – досуг.[203]
Тело должно быть развито, но не посредством изнурительных упражнений и не только в одну сторону, как это бывает у атлетов.[204]
Мы всегда больше любим наши первые впечатления.[205]
Для умения пользоваться досугом в жизни нужно кое-чему учиться, кое в чем воспитаться.[206]
Физическое напряжение препятствует развитию ума, напряжение умственное – развитию тела.[207]
Еще вопрос, служит ли музыка к облагораживанию нравов.[208]
Чтобы уметь судить о деле, нужно самому уметь его делать.[209]
Смешное есть некоторая ошибка и уродство, небезболезненное и безвредное; так, (…) смешная маска есть нечто безобразное и искаженное, но без боли.[210]
Поэзия философичнее и серьезнее истории, ибо поэзия больше говорит об общем, история – о единичном.[211]
Даже известное известно лишь немногим.[212]
Большая разница, случится ли нечто вследствие чего-либо или после чего-либо.[213]
Поэзия – удел человека или одаренного, или одержимого.[214]
Чудесное приятно; это видно из того, что все рассказчики, чтобы понравиться, привирают.[215]
В поэзии предпочтительнее невозможное, но убедительное, возможному, но неубедительному.[216]
Хорошо составленные законы (…) должны (…) оставлять как можно меньше произволу судей, (…) потому что (…) законы составляются людьми на основании долговременных размышлений, судебные же приговоры произносятся на скорую руку.[217]
Если позорно не уметь владеть своим телом, то не менее позорно не уметь владеть словом.[218]
Дело врачебного искусства заключается не в том, чтобы делать всякого человека здоровым, но в том, чтобы, насколько возможно, приблизиться к этой цели, потому что вполне возможно хорошо лечить и таких людей, которые уже не могут выздороветь.[219]
Риторика (…) имеет в виду то, что убедительно для всех (…). Ведь и сумасшедшим кое-что кажется убедительным.[220]
От одинаковых причин получаются одинаковые следствия.[221]
