Жила лягушка Чамджи. Была она некрасивая и одинокая. Никто ее не любил; ютилась она в кочке, — кто проходил мимо, всяк пинал ее дом, с потолка сыпалось, порошило Чамджи глаза, она выскакивала наружу и кричала:

— Эй, нехороший, зачем ты мне просыпал на глаза целый короб трухи и пыли?

— Какая злая лягушка! — говорили соседи.

Раз идет мимо ее дома Девка-Охалка; лягушка Чамджи зазывает ее к себе в гости и говорит ей:

— Давай сварим обед, наедимся сами и позовем соседей, угостим.

— Давай.

— Только вот беда: варить-то я хорошую еду не умею, — говорит лягушка. — Возьмись-ка ты за это дело.

— Ладно, — сказала Девка-Охалка; однако варить, жарить, парить она не стала, забралась на трубу, наклала на шесток, сверху и крикнула: — Готово!

Лягушка Чамджи, не подозревая о проделке, созвала гостей и стала угощать. Гости отведали, поперхнулись, накинулись на Чамджи с дракой.

Долго молотили ее, пока не устали. От побоев Чамджи упала в обморок и долго лежала возле своей кочки распластавшись. Охалка смотрела на нее и смеялась: как ловко она подшутила над Чамджи!

Прошло сколько-то времени, зажили побои. Чамджи предлагает:

— Слышь, девка, пойдем женихов ловить. Я знаю, в ближайшей деревне холостые парни живут.

— Пойдем!..

Пошли они. Девка на подволочных лыжах идет, а Чамджи едет в корыте. Колонки и горностаи из нор высовываются, смеются: Чамджи в корыте! Дятел насмехается над лягушкой, птица казара — тоже. Все смеются и презирают: бессовестная, в корыте едет!..

Пришли, посватались. И Девке-Охалке жених попался красивый, сильный, и Чамджи — тоже. В одном доме живут. Мужики в урман ходят, зверя, птицу промышляют, лягушка с Охалкой хозяйствуют, печи топят, еду варят, за скотиной ухаживают. У Охалки, как время истекло, ребенок родился. Но водиться с ним и работать по домашности она не любит. Как утро, уйдет она по соседям, болтает, зубы скалит, кости всем моет и ругается; а лягушка все по дому на себе везет. И за скотом уход, и за ребеночком. Только ей за труды никакой благодарности. Вернутся охотники из урмана, Охалку нахваливают: работящая, хозяюшка! — а на Чамджи не смотрят: какой прок от болотной квакухи!

Долго ли коротко время прошло, Охалка совсем обнаглела: не глянется ей, что у лягушки мужик такой же красивый, как и у нее. Задумала она прогнать Чамджи из дому. Раз охотники вернулись из урмана, Охалка жалуется им: совсем она измучилась с хозяйством, от Чамджи никакой подмоги, ходит по соседям да молотит языком. Прогнать бы ее!

Выслушал Охалку мужик Чамджи, разозлился, с криком и руганью накинулся на лягушку и пинками выгнал ее из дома. А вслед ей корыто бросил и засмеялся злобно: возьми, дескать, свое приданое! Нечего делать, Чамджи села в свое корыто, поехала куда глаза глядят, сама плачет, Слышит голос:

— Здравствуй, добрая Чамджи, куда путь держишь?

Протерла лягушка глаза от слез, — над ней склонилась лесная баба Масси Пая.

— Э, не спрашивай, добрая Масси Пая, оговорила меня Девка-Охалка, мужик из дому, не разобравшись, за мое радение меня прогнал. Еду куда глаза глядят.

— Не печалься, милая Чамджи, — сказала Масси Пая. — Дам я тебе колечко, ты его почавкай — и счастье за свою доброту познаешь.

Дала золотое колечко Масси Пая лягушке, скрылась в пихтаче. Чамджи тотчас почавкала, как велела Масси Пая, колечко и тотчас увидела себя во дворце каменном, прислужники в белых перчатках снуют, подносы таскают, большая музыка играет. Сама лягушка одета в бархат и парчу, платье длинное, горничные девки за ней ходят и парчовый хвост втроем поддерживают. И величают лягушку по отчеству. Заботятся о ней, то и дело предлагают:

— Не хотите ли покушать?

— Хочу, — говорит Чамджи; и тотчас ей на подносах разные кушанья подают: и стерлядь, и жареного муксуна, и водочки, и поросенка, и рябчика, и цыпленка. Чамджи ест, пьет и все добрым словом поминает Масси Паю.

А захочет Чамджи купаться, выскажется об этом прислужницам, те под большую музыку ведут ее в бассейн и под руки сводят в воду, лягушка плавает и квакает от удовольствия и радости.

Долго ли коротко ли жила лягушка в счастливом дворце, неизвестно. Прослышала про лягушечье счастье Девка-Охалка. Завидно ей сделалось, захотела она заиметь такой же дворец, как у Чамджи. Пошла она к Чамджи, упала в ноги и говорит, плача: ее тоже прогнал мужик, не знает она, куда податься, хоть в болото лезь. Лягушка пожалела Охалку и разрешила ей жить во дворце.

Ладно, долго ли коротко ли живет Охалка во дворце, зло ее давит, не хочет она жить приживалкой, хочет она сделаться первой, чтобы за ней бархатный хвост прислужницы таскали и рюмочку с вином подносили перед едой. Не в силах бороться с завистью, она пошла к черту-лозу и попросила совета: как ей изжить Чамджи. А черт всегда рад подлости, говорит: укради у нее золотое колечко, надень на руку — и сделаешься королевной, тебе будут прислужницы прислуживать, для тебя будет играть большая музыка.

— Спасибо, черт! — сказала Охалка. — Как я добьюсь своего, так приходи в гости, я тебя ублаготворю.

Только благодарить-то Охалке черта было рано. Многое знал черт, да не все. Знал, вся тайна лягушачьего счастья не в кольце, а в том, что его надо почавкать, чтобы исполнилось задуманное, об этом он не знал. Отсюда и неудачи вышли у Охалки. Колечко она украла, надела на руку — и тут же сама сделалась лягушкой. Квакает: ква-ква. А Чамджи, наоборот, сделалась девицей-раскрасавицей. Велит она своим прислужницам: осторожно взяли бы они лягушку, отнесли бы на болото и бросили между кочек. Прислужницы исполнили приказание: посадили в корзину лягушку и понесли на болото. Только хотели выпустить, как лягушка подпрыгнула и укусила одну девушку за нос, а в другую собственным пометом швырнула.

— Мерзкая дрянь! — Девушки-прислужницы накинулись на злую лягушку и растоптали ее. Тогда из того места, где растоптали лягушку, стали роями вылетать комары и мошки — таежный гнус. Много налетело, целые тучи кровопийц поднялись в воздух...

От Охалки зло, она виновата. А еще от прислужниц: не надо было топтать лягушку. Недаром говорится, не тронь дерьмо — не пахнет...

Иван-охотник на Ёлтыревой реке промышлял. Год неурожайный: кедровый орех не уродился, а оттого и соболя нет, и белки, и птицы мало, даже казара-кедровка куда-то откочевала. Иван лежит на нарах в избушке, думает: плохое житье, не фартит, хоть бы таежная девка помогла, что ли!..

Утром встал Иван, поел что бог послал, собаку накормил, отправился на промысел. Идет — лыжи скрипят, крупинки сверху от ветра валятся вниз, сучки потрескивают. Слышит: собака загавкала. Смотрит: белка скачет, серая, пушистая, на шее цепка золотая. Иван прицелился, выстрелил, белка упала. Иван цепку спрятал, а белку в избушку унес, ободрал, шкурку сушиться повесил, а тушку — за пазуху, — значит, понял: