— Я пытаюсь договориться, — промолвила Анна. — Ради спасения жизни одного из близких мне людей. Я и так слишком многих уже потеряла.
— Не понимаю, о чем… то есть о ком идет речь, — пожал плечами «барон».
— Говорю о Никите Воронове, нашем управляющем, подло обвиненном в поджоге имения семьи моего отца…
— И в убийстве, — со знанием дела добавил ее собеседник, прерывая Анну.
— И в убийстве, — кивнула она, и «барон» понял, что Анна — знает. А потому нахмурился и сказал:
— Только ведь я не судья, лишь он, единственный, вправе решать, кто виновен, а кто — нет.
— Но вы — именно вы способны помочь ему понять так ли это. — Анна с вызовом посмотрела на молодого человека и поняла, что ему было непросто выдержать ее взгляд. — Мои условия таковы: вы под присягой даете показания, что княгиня Мария Алексеевна Долгорукая призналась вам, что собственноручно убила своего супруга, моего отца князя Петра Михайловича Долгорукого, а потом подожгла имение, чтобы замести следы своего подлого преступления.
— Ее не осудят, — усмехнулся «барон», — княгиня больна, невменяема.
— Но ее навсегда поместят туда, откуда она уже никогда не выйдет и больше не сможет приносить горя близким мне людям, — воскликнула Анна, невольно выдавая то напряжение, которое владело ею.
— Вы так сильно ненавидите княгиню, что предлагаете мне оклеветать несчастную? — не без иронии спросил «барон», заметив эту брешь в ее поведении.
— Я всего лишь предлагаю вам сказать правду и назвать истинного виновника трагедии в Двугорском, — быстро ответила Анна, не позволяя ему перехватить инициативу в разговоре. — И не стоит убеждать меня в том, что вы ничего не знаете. У меня есть свидетель и при необходимости он даст соответствующие показания.
— Это Никита-то? — тихо рассмеялся «барон». — Да кто ему поверит!
— Не только, — покачала головой Анна, она решила побить «самозванца» его же оружием. — Мой отец давно не доверял Марии Алексеевне и следил за нею…
— Вы хотите сказать, что нас… что ее еще кто-то видел? — побледнел ее собеседник. — Нет-нет, вы блефуете!
— Вы очень хотите это проверить? — усмехнулась Анна и добавила, понимая, что «барон» проговорился, подтвердив ее подозрения относительно его участия и в смерти того самого сыщика, которого нанял князь Петр. — Кстати, что вы подразумевали под словами «еще кто-то»? Вы имели в виду кого-то конкретного?
— Я… — на мгновение растерялся молодой человек, — я просто неправильно выразился, но мы отвлеклись… Итак, каковы ваши предложения?
— Все очень просто, — промолвила Анна, снова посмотрев ему прямо в глаза. — Вы отказываетесь от денег за сданный в аренду петербургский дом моей семьи, и эти средства пойдут на восстановление старого имения Долгоруких, как временного жилища в летнее время для моих сестер и детей Елизаветы Петровны и князя Андрея. Вы возвращаете всех проданных дворовых и соглашаетесь с моим присутствием в этом доме в любое удобное для меня время…
— Это все я — вам? — с заметной вибрацией в голосе зло спросил «барон». — А мне — что?
— Я оставляю вам имение семьи Корфов с условием раздела дохода от угодий по принципу пятьдесят на пятьдесят, с тем, чтобы эта вторая часть пошла в качестве содержания для мо их детей. Но владеть домом и всем имуществом, равно как и находящимися в нем ценными вещами, будете вы, — сказала Анна.
— А вы не слишком много запросили? — вскинулся ее собеседник.
— Я сделала вам предложение, — ответила ему Анна. — Думайте, но помните при этом, как только Викентий Арсеньевич в присутствии свидетелей объявит содержание документа, который он везет с собой, вы уже ничего не сможете изменить.
— Это похоже на ультиматум, — процедил сквозь зубы «барон».
— Называйте, как пожелаете, — кивнула Анна, — но принять решение вам все же придется и — как можно скорее…
Она не договорила — из леса выскочил встревоженный Карл Модестович и закричал:
— Едут, едут! Поверенный и с ним двое приставов!
Увидев в беседке Анну, Шулер на мгновение потерял дар речи, а потом принялся жестами объяснять хозяину, что дело — дрянь.
— Я не знаю, какую игру вы затеяли, баронесса, — с угрозой в голосе произнес «барон», — но я еще разгадаю ее правила, и тогда мы сразимся с вами по-настоящему.
Уходя, он еще раз недобро сверкнул в ее сторону потемневшими от злобы глазами и быстро удалился по направлению к дому вслед за побежавшим вперед Карлом Модестовичем. И тогда Анна позволила себе присесть — ноги не держали ее.
Конечно, она шла ва-банк, но другого выхода у нее не было. Сейчас во что бы то ни стало, Анна стремилась добиться освобождения Никиты и запутать след, убедив «барона», что ее волнует месть Долгорукой, а не его происхождение. Конечно, она сильно рисковала, приоткрывая карты, но все же, припоминая сейчас весь разговор, могла утверждать, что — лишь ненамного. Она намекнула «барону», что знает больше, чем говорит, и вместе с тем оставила его в уверенности, что на самом деле блефовала. Теперь надо было только дождаться разрешения этой ситуации, и Анна, глубоко вздохнув и успокоившись, вернулась в имение. А букетик фиалок так и остался лежать на скамейке в беседке…
Дальнейшие события развивались с немыслимой быстротой. Приехавший, как обещал с утра пораньше, Саввинов уже собрался было огласить полученный из канцелярии его императорского величества указ о наделении Анны всеми гражданскими и прочими полномочиями, как «барон» остановил его и, обращаясь к Анне, сказал:
— Я согласен.
Ничего не понявшему адвокату Анна сказала, что специально приехала в имение прежде него, чтобы обсудить со своим новым родственником возможное соглашение.
— Какое соглашение? — растерялся поверенный, ведь речь шла о полной передаче Анне всего имущества семьи. — Зачем? Для чего?
— На то возникли причины, — уклонилась от объяснений Анна, попросив у Викентия Арсеньевича извинения за своеволие и пообещав все объяснить, пока «господин барон» проследует в уезд, дабы оформить все прежде оговоренные с нею бумаги.
— Какие бумаги? — не мог успокоиться Саввинов, но Анна только покачала головой, глядя на «барона», пока тот, наконец, не решился и не вышел из кабинета, где они все находились, вместе с приставами, которым Анна поручила сопровождать его сиятельство к уездному судье.
К возвращению «барона» Анна вкратце рассказала адвокату суть своих договоренностей с ним, и Викентий Арсеньевич вместе с сопровождавшим его помощником составили к этому моменту договор, который все тут же и подписали. А приставы поднялись за собиравшейся спуститься к завтраку княгиней и силой вывели ее из дома. Долгорукая кричала страшно и яростно вырывалась из рук служителей порядка, взывая к тому, кто только что предал ее. Она обещала отомстить и все вспоминала какую-то тайну, но по спокойному лицу «барона» Анна поняла — Долгорукая ничего не знает и просто выдает желаемое за действительное. И все же на всякий случай он попросил приставов остановиться и, словно фокусник извлек откуда-то шприц и быстро сделал княгине укол, после чего та вскоре обмякла и стала тихой и податливой, и ее увели уже без малейшего сопротивления.
— Вот уж не предполагал у вас навыки эскулапа, — развел руками обомлевший от увиденного Саввинов, а Анна взяла этот случай себе на заметку — быть может, он приведет ее к разгадке тайны «барона Корфа».
— Мне многому пришлось научиться в жизни, пока я не узнал, кто я и чьим сыном являюсь, — уклончиво ответил тот, отворачиваясь от увлекаемой приставами из дома Долгорукой. — Итак, мы подписали договор, а я выполнил свою часть соглашения. Вы можете отправляться в уезд и забрать своего управляющего. Он свободен.
— Вы — тоже, — тихо сказала Анна.