Из дневника Валерии
Моя жизнь иногда кажется мне сплошным темным туннелем. Избитое сравнение — ведь почти все люди, у которых жизнь безрадостная и беспросветная, сравнивают ее с длинным темным туннелем. И все же это именно так. Я ощущаю почти физически стены, вплотную сомкнувшиеся вокруг меня, не дающие сделать ни шага в сторону. Липкие, склизкие и влажные стены, не хочется к ним прикасаться, не хочется вдыхать воздух, который они источают. Иногда по ночам я просыпаюсь, задыхаясь от этого смрада. Просыпаюсь и вижу — темнота, мрак, ничто — моя жизнь Вот она, здесь. Приходится идти вперед, надеясь на то, что где-то за поворотом меня подстерегает пропасть. Бездна. Шаг в темноте — полет — и больше уже ничего не будет. Кончится наконец этот длинный темный туннель. Господи, зачем ты заставляешь меня жить вечно?
Меня — одну на всей земле, жить, переживая бесконечные смерти близких и любимых людей, идти потому туннелю месяцы, годы, столетия? Разве я заслужила это — вечную жизнь?
Возможно, кто-то посчитает, что мне всего лишь двадцать с небольшим. Заглянув в мой паспорт. Или определит это по каким-то другим незначительным параметрам внешности. Но я-то знаю… И все-таки что же это случилось со мной сегодня?
На самом деле это была странная встреча. Я покупала помидоры на рынке — — может ли в жизни быть что-либо более банальное? Я покупала помидоры, а она стояла рядом и покупала морковь. Сначала я услышала ее смех.
Я подумала, что такого не может быть. Что человек, живущий, как и я, на этой земле, просто не может так смеяться, если он не ребенок. Я посмотрела на нее, почти в полной уверенности — она сейчас исчезнет. Растворится в моем взгляде, потому что таких, как она, не бывает. Светлые длинные волосы — белый пух на тонком стебле одуванчика, смех на лице, голубые глаза, тонкая золотая цепочка на шее. С виду — примерно моего возраста, если бы не сотни лет, о которых только я одна знаю. Потом я услышала: «Возьмите помидоры, девушка». Какие-то помидоры, я вообще понятия не имела, о чем со мной разговаривают. Взяла помидоры, отдала деньги. Это уже потом, вернувшись домой я обнаружила, что забыла сдачу. А в тот момент я думала только о ней. Она стояла у меня перед глазами — живая картинка, воплощение счастья. Счастье во всем — в ее взгляде, в ее волосах, как магнит, притягивающих к себе солнечные лучи. Она сама, света казалось, была источником солнечного света и посылала его — на небо, блеклому солнцу, которое потухло бы на третий день творения без этого источника.
Вот бы, подумала я, хоть каплю — мне.
Хоть каплю этого света, и почему же в жизни все так несправедливо устроено, и еще о чем-то подумала, не помню сейчас — мысли путались в голове, а она уже расплатилась за свою морковь, повернулась и пошла куда-то, удаляясь от меня с каждым шагом. Хоть каплю, подумала я, бросилась за ней, зрелище не для слабонервных. Она, наверное, решила, что у меня неправильная ориентация, когда я начала так бесцеремонно… Ошиблась — нет у меня никакой ориентации, ни правильной, ни неправильной, вообще никакой, у меня другая проблема — вечная жизнь. Я подскочила, схватила ее за плечо, снова подумала — хоть каплю! — и спросила, голоса своего не узнавая:
— Девушка, как вас зовут?
Она смотрела сначала немного растерянно, даже, кажется, испугалась меня, а потом все- таки ответила, смущенно улыбнувшись:
— Света.
И я отпустила ее. Я почувствовала, что мне больше ничего не надо. Я шла по улице, не замечая проходящих мимо людей, которые время от времени толкали меня то плечом, то локтем, и твердила про себя: «Света. Света, Света». Стараясь не забыть. Как будто можно забыть — такое.
А в глубине души разрасталось и крепло чувство; мы еще когда-нибудь встретимся…
— Что-то, Серега, барахлит твоя программка. Даром что «Сокол» называется — висит, как мышь летучая…
Сергей поднял глаза от компьютера.
— Вы, Альберт Петрович, извините меня, конечно только ведь много раз я вам уже говорил: вы слишком многого хотите.
— От тебя?
— Не от меня. От компьютеров. То, что вы задумали, превосходно. Только для воплощения в жизнь этой программы хотя бы самая скромная «четверка» нужна. На базе Интел с памятью не ниже двух с половиной. И уж никак не пентиум второй девяностого года выпуска.
— А это ты напрасно. Я узнавал, консультировался Машина здесь ни при чем. Нормальная машина. Сергей устало вздохнул.
— Альберт Петрович, послушайте. Не знаю, у кого вы там консультировались, только мне никакие консультации не требуются. Пока вы компьютер не поменяете, она так и будет висеть. А если не хотите, чтоб висела — значит, ее снова кромсать придется. Хотите, я прямо сейчас вам ее порежу. Процентов пятьдесят оставлю…
— Не надо. Программа хорошая. Только ты сделай так, чтобы она не висела…
«Бывают же на свете такие тупые начальники» — раздраженно подумал Сергей и сразу же прочитал ответ на свою мысль во взгляде Альберта: бывают же на свете такие тупые подчиненные…
Рабочий день закончился уже пятнадцать минут назад. Окончательно испортив Сергею Настроение, начальник его накинул куртку и попрощался. В кабинете остались Сергей и Оксана, которая в конторе выполняла обязанности менеджера. Причем менеджера многопрофильного, иначе говоря, в каждой бочке затычкой работала эта бедная Оксана, что для Альберта Петровича было весьма выгодно. Оксана, впрочем, тоже уже собиралась домой.
— Закроешь, Сережа?
— Закрою, — кивнул он не глядя.
— Да ладно тебе, не расстраивайся. Альберт ничего, добрый мужик.
— Доброта еще никогда не служила оправданием глупости. И жадности тоже.
— Да брось. Неплохо ведь он нам платит.
— Достал он меня уже. Было бы куда — ушел бы.
— В том-то и дело, что некуда. Да ладно, не нервничай. Все у нас с тобой еще впереди…
— Надеюсь, что не позади.
— Закроешь?
— Закрою, я же сказал.
Еще минут пятнадцать Сергей пытался сосредоточиться на виртуальных шашках. Но невидимый его соперник, видимо, в данный момент пребывал в гораздо лучшем расположении духа. Он уж точно с Альбертом был незнаком. Почувствовав, что партия проиграна, Сергей отключил шашки. Выключил компьютер, закрыл дверь и вышел на улицу.
Вечерний сумрак был каким-то тягучим и плотным, как водянистая каша, выплеснувшаяся на город. Сергей еще не забыл эту армейскую кашу, хоть и прошло уже пять с лишним лет с тех пор, как он питался ею в последний раз. Он шел по улице домой, с работы, как обычно, всё — как вчера и завтра, как всегда. Впрочем, не совсем как всегда — с той лишь разницей, что завтра суббота и на работу идти не надо. Оптимизма от этого не прибавилось — никаких планов на выходные не было, а это почти стопроцентная гарантия, что всю субботу и все воскресенье он будет думать только об одном: как же осточертела ему эта работа. Будет ждать понедельника, снова уставившись на монитор домашнего компьютера. Шашки, шахматы, нарды. Хорошо, что есть Интернет на свете. Без него — хоть в петлю…
Или, пожалуй, на дачу с родителями. Собирать последний урожай. «Ты ведь мужчина…» — Он даже услышал голос матери. Непонятно, с чего члены семьи его решили, что жизненное предназначение мужчины — собирать урожай на дачных грядках и что святое предназначение этого урожая — непременно быть
