нами. А к тому времени, когда стала осознавать, что он находится по другую сторону чего-то, что затуманивает его изображение, этих пластинок на пути оказалось уже слишком много. И было поздно что-то предпринимать, чтобы прорываться через них. Я знала, что он теряет других клиентов. Рэнди перестал говорить о своей работе. Перестал интересоваться моим мнением. Однажды объявил, что сворачивает свой бизнес и будет исключительно ее бизнес-менеджером. Назвал сумму жалованья. Это была приличная сумма, хотя и не так много, как он зарабатывал прежде. Вскоре после этого он ушел из офиса. Работал в ее квартире. До меня мой муж больше не дотрагивался. Никогда. А еще от него исходил ее запах. От его одежды, волос, кожи. Он спал как убитый. Мы зажили с большим размахом. Запускали руку в сбережения. Пока они не иссякли.

Я была глупа. Мне не хватало опыта в такого рода вещах, а он не желал со мной разговаривать. У нас случались неприятные ссоры. Я даже думала, что он начал принимать наркотики или что-нибудь не менее ужасное. Потом, когда в следующий раз увидела их вместе, поняла, что между ними происходит. Я пришла к этому не путем логических размышлений — меня просто осенило благодаря какой-то изначально присущей интуиции. И это вызывало у меня тошноту. В буквальном смысле, физическую. Не один день меня рвало, когда я представляла их вместе. Со мной Уилма вела себя до противного приторно. У нее нет никаких моральных устоев. У нее просто нет души. Она — животное. Потом это стало обретать для меня иной смысл. Своим поведением Рэнди дал мне понять, что меня ему недостаточно — мои дары слишком скудны. Я сидела и разглядывала себя. Разглядывала до тех пор, пока не увидела нелепо длинную верхнюю губу, ужасающее косоглазие, костлявое, истасканное тело. И тогда думала, что у него есть полное право ходить на сторону. А потом все изменилось, и меня переполнило возмущение, и одновременно я стала его жалеть. Из-за того, что он с собой творит, и из-за всех его планов и всего этого его аскетического достоинства.

Наконец не осталось ничего другого, кроме как сидеть и наблюдать за ним. В этом тоже есть своя прелесть. Я не могу этого описать. Люди сбегаются на пожар. На кадрах кинохроники запечатлено, как обрушивают большие трубы и взрывают динамитом скалы. Вы наблюдаете за тем, как что-то ломается, но не в силах отвести глаза. Я узнала, что он ходит к психоаналитику. Рэнди не желал рассказывать мне об этом. Я наблюдала, как у него появился этот его тусклый взгляд и эта его новая манера поведения, нервная, виноватая — как у собаки, запертой в доме, которая напакостила на ковре и пытается избежать наказания, лихорадочно заискивая.

Наверное, я могла бы отказаться ехать туда вместе с ним. Но это было частью старой болезни — наблюдать за распадом, вглядываться в разложение. Так что я поехала. По дороге мы разговаривали как чужие. «Машин сегодня вроде не так много». «В городе наверняка гораздо жарче». «Да, я съем чего-нибудь, когда ты захочешь остановиться».

Вот так и сидели, уносясь за час на пятьдесят миль, в машине, которая нам не принадлежала, в еще не оплаченной одежде, облегающей наши нелюбимые тела. Тряслись на неровностях дороги, его руки на руле, мои — скромно покоились на коленях, и двигались по нашей особой, персональной пустоши в никуда.

По мере того как мы приближались к этому месту, Рэнди становился все более нервным. Мы припарковались за домом. Рэнди занес в дом наш багаж. Уилма находилась на террасе. Гилман Хайес поднимался с причала. Уилма легко вошла в роль любимой старшей сестры, которую она разыгрывает со мной. Что-то вроде «между нами, девочками». Приветливость с покровительственным оттенком. Я никогда не допускала, чтобы это меня задело. И никогда не допущу, чтобы меня это задело.

Даже кажется странным, если оглянуться назад, насколько все было типичным для ее вечеринок в ту пятницу, пока пили коктейли и обедали, и после, до того момента, когда я их оставила, за играми, и отправилась спать. Много псевдоинтеллектуальных разглагольствований, категоричные суждения Гилмана Хайеса, обычное убогое подражание Мэвис Докерти Уилме, булькающие замечания Уолласа Дорна. Все типично и бессмысленно, а Рэнди каким-то странным образом умудрялся превращаться в четвертого официанта. Хотя в его поведении и чувствовались поползновения на роль хозяина, принимающего гостей, все же, думаю, он смотрелся бы лучше с салфеткой через руку. Мне надоело за ними наблюдать, и я отправилась в постель.

На следующее утро я обрадовалась, что могу позавтракать одна, и совсем не обрадовалась, когда Стив Уинсан попросил разрешения сесть рядом. Но отказывать ему не было никаких оснований. Я уже отнесла его к определенной категории. Напористый молодой старичок. Городской ловкач. Парень, который своего не упустит и всегда балансирует со слишком многими предметами одновременно.

Я не слушала, когда он пустился в рассуждения об усовершенствовании рода человеческого. Но потом уловила, что он сказал нечто, исполненное величайшего смысла, по крайней мере для меня. Это странным образом потрясло меня, потому что было настолько близко к тому, что я думала, с тех пор как мой брак дал трещину, стал приходить в негодность. О способности стать кем-то еще. Об изменении своей природы.

Я посмотрела на него в упор, посмотрела так в первый раз. Его серые глаза были на удивление хороши. Серые, спокойные и честные — в кои-то веки. Я спросила его — кем он хочет стать? И он ответил, что устал бежать, устал исполнять роль самого себя.

Он был честен со мной, и между нами возникло что-то очень особое. Не знаю, как это описать. Возможно, так. Представьте, что вы пошли на какой-то допотопный фильм, с прыгающей картинкой, черно- белый и немой. Потом, в середине, он вдруг стал цветным, появился звук, и вам уже интересен сюжет, вы сидите, подавшись вперед, на краешке кресла. Это было примерно так. Уик-энд внезапно наполнился жизнью. И я не могла припомнить кого-то еще в своей жизни, когда-либо смотрящего на меня с таким особенным выражением понимания, персональной заботы. Мне пришло в голову, что он знает, что со мной происходит, видел все и это его удручает. И я ему понравилась. Возможно, в основном дело было как раз в этом. Я понравилась ему сама по себе. Потому что из всех людей, находившихся там, я, безусловно, была наименее полезным для него человеком. Со мной ему ни к чему было ловчить. Нечего проталкивать. И все- таки он выбрал меня, чтобы поговорить о вещах, о которых на самом деле думал.

После того как завтрак закончился, я знала, что хочу поговорить с ним еще. Опять услышать его голос. Я смотрела на него с расстояния. Его плечи создавали приятное ощущение надежности и силы.

Позже нам представилась возможность пообщаться на причале, растянувшись рядом на солнышке. Я стеснялась оттого, что нахожусь так близко от него.

Неожиданно, наморщив лоб, Стив посмотрел на костяшки своих пальцев и произнес:

— Ноэль, у вас нет такого чувства, что все пойдет вразнос? Не для всех. Только для таких людей, из которых состоит эта компания. Бог мой, вы только посмотрите на нас. Можно ли придумать более искусственную ситуацию? Оглянитесь вокруг. Каждое человеческое существо обязано иметь какую-то цель, какую-то хорошую цель. Но вы только посмотрите на это сборище. Есть здесь хоть один человек, чего-то стоящий? Помимо вас?

— Нет, Стив. Включая меня.

— Это неминуемо пойдет вразнос. Должна же быть какая-то цель. Не хочу, чтобы мои слова звучали как проповедь в воскресной школе, но это должна быть чистая и честная цель. Не пиаровская акция, не дешевая телевизионная комедия, не улучшение исходящего от людей запаха, не продажа большого количества всякой дряни, не одурачивание публики липой, выдаваемой за искусство.

— А можно мне присоединиться? — спросила я, улыбаясь ему.

— И вам и мне. Мы создадим сообщество «Дальше и выше», или что-нибудь в этом роде. — А потом у него сделался грустный вид. — Возможно, для нас уже поздновато, Ноэль. Возможно, отныне все, что нам остается, — это искать развлечений. Например, в этом стакане, который оказался у вас в руке.

— Вы действительно так думаете? — Я быстро осушила стакан. Меня охватила какая-то странная бесшабашность. Все пойдет вразнос, и очень скоро. А я просто сижу и дожидаюсь, когда это случится. Должны же быть вещи получше ожидания. И у меня возникла сумасшедшая мысль, что, возможно, одной из них станет Стив. По крайней мере, он не кривит душой. У меня появилось такое чувство, будто я пылаю и хорошею с каждой минутой.

Пока шла игра в крокет, я все время ощущала его присутствие. Все время отдавала себе отчет в том, что он наблюдает за мной. И мне хотелось стать для него хорошенькой. Еще лучше, чем я была. Было много солнца и слишком много выпивки, я вдруг почувствовала себя беззаботной, перед глазами у меня все кружилось. И я очень сильно презирала Рэнди.

После игры и после того, как мы поели, народ перестал суетиться без толку. Стив подошел ко мне и сказал, что на озере есть место, которое он хотел бы мне показать. Я заставила себя сказать «да», не дав