стоимостью раза в полтора больше суммы, выделяемой Обрадовским горисполкомом на развитие торговой сети.

— Я спрашиваю, почему, судя по выкладке товаров, — Василий Данилович ткнул пальцем в сторону вяленой редиски, — у вас столь ограничен выбор зеленой продукции?

— Чего это он тут выступает? — обратилась продавщица непосредственно к очереди, не удостаивая Василия Даниловича даже взглядом.

— Мужчина, наверное, интересуется, почему луку зеленого нету, — с готовностью откликнулась бойкая старушенция из хвоста очереди.

— А ничего умнее он больше спросить не мог? — Мадам Баттерфляй адресовала свой вопрос бабке, упорно игнорируя настырного незнакомца, который, надо признать, несколько поутратил свой боевой пыл.

— Так он, видать, с Луны свалился, — подхалимски хихикнула бабка, польщенная вниманием, какое оказала ей продавщица. — В энтом магазине ить отродясь зеленого луку не было. Подтверди, Мария Семеновна, я ить, почитай, два десятка лет сюда хожу.

Мадам Баттерфляй уловила некоторый оттенок фамильярности в голосе словоохотливой покупательницы и недовольно зыркнула на нее. Лишь после этого она наконец-то перевела свой взор на Василия Даниловича:

— Откуда, говорю, ты такой умный взялся? А еще каску напялил!

Василий Данилович искренне полагал, что рядовой трудящийся, а именно таким хотел он выглядеть при посещении магазина, всем другим головным уборам предпочитает защитную пластмассовую каску. По крайней мере в них всегда красовались на первой странице «Вечернего звона» и на плакатах известного мастера этого публицистического вида графики Ульяна Баландина жизнерадостные рядовые трудящиеся.

— Прошу не отклоняться от темы, — тщетно пытаясь придать своему голосу металлическое звучание, проговорил Василий Данилович, — и ответить по существу на поставленный мною вопрос.

— Ну уморил! — расхохоталась Мадам Баттерфляй, — Чтоб я перед всяким-каждым отчитывалась?! Не дождешься!

— И правда, мужчина, не мешайте продавщице работать! — раздался недовольный голос из середины очереди.

Эта, прямо скажем, подобострастная реплика лишний раз подтвердила актуальность концепции, выдвинутой В. И. Суслопаровым в его монографии «Очередь. Ее гносеология и перспективы использования в просветительской работе». На основе многолетних личных социологических наблюдений наш мыслитель установил, что очередь является, пожалуй, одним из самых массовых коллективов трудящихся, однако в силу ряда изначально присущих ей неблагоприятных факторов, как-то: нестабильность и разнородность состава, повышенная эмоциональная возбудимость, заторможенность в восприятии информации, получаемой извне, и т. п. — она трудноуправляема, и ориентация ее на достижение благородных целей может быть достигнута лишь при условии предварительно проведенной большой просветительской работы.

В полемическом задоре Василий Иванович позволял себе даже подняться против авторитетов — в его труд, безусловно, эти положения не вошли, но бесстрашно провозглашались им в ходе хлебания дармовой ушицы на бережку быстроструйной Обрадовки.

— Полагаю, с развитием цивилизации именно очередь становится первичной ячейкой государства, — убежденно говорил он, обсасывая лавровый листик, — Во-первых, несмотря на меняющийся состав, она — и это ли не живое свидетельство диалектичности? — в своем роде всегда постоянна. Сколько, как говорится, бурь прогремело над нашим райцентром, а она все выдержала, все превозмогла. Во-вторых, каждая очередь представляет собою как бы срез по горизонтали всего общества, ту, образно говоря, каплю, которая является его зеркалом — ведь в очередях стоят и старики, и молодежь, и люди среднего возраста, и мужчины, и женщины, и представители самых мирных профессий, и военнослужащие, и активные общественники, и лица, склонные к известным злоупотреблениям…

— Истинно так! — не удерживался тут от одобрительного восклицания кто-нибудь из высоких потчуемых гостей.

— А посему, — вдохновенно восклицал районный мыслитель, — именно в очередь должен быть перенесен центр просветительской работы. Ибо она, как лакмусова бумажка, выявляет все наши достижения, служит надежным барометром духовной жизни, объективным показателем социальной активности граждан. Убежден, приспела пора создавать в очередях первичные ячейки общества «Знание», а если пойти дальше, то и временные профсоюзные группы…

Мда, порой Василия Суслопарова здорово заносило, так что будет лучше нам вернуться в овощной магазин.

Так вот поддержка очереди придала еще больше нахальства продавщице, и она, смерив докучливого покупателя взглядом боярыни Морозовой с известной картины художника Сурикова, гневно рявкнула:

— А ты, собственно, кто такой?

— Василий Данилович Гамов, — с достоинством представился мэр и, будучи человеком воспитанным, снял каску.

Увы, из ложной скромности Василий Данилович не назвал своей должности, а так его фамилия, которая очень скоро будет у всех на устах благодаря неординарным деяниям ее носителя, пока еще оставалась безвестной и ничего не сказала Мадам Баттерфляй.

— Ишь Васька да Гама, оказывается, к нам приплыл! — ехидно пропела продавщица, выпускница, между прочим, географического факультета. — Ну и плыви, голубок, дальше.

Коллектив очереди дружным хохотом отозвался на эту незамысловатую импровизацию Мадам Баттерфляй.

Василий Данилович растерянно моргал глазами, недоумевая, почему же покупатели, в массе своей безусловно трудолюбивые и сознательные люди, не только не оказали ему моральной поддержки, хотя он отстаивал их же коренные насущные интересы, но даже и осмеяли его. И действительно: почему иной герой, который, кроме устрашающих размеров негодяйства по отношению к своим согражданам, ничего более не совершил, удостаивается сказаний и песен народных, а другой такого же ранга общественный деятель, возжелавший исключительно мирными средствами приохотить население к потреблению, скажем, весьма полезной для здоровья растительной ливерной колбасы, на большее, чем скабрезный анекдот, не может рассчитывать?!

Так в полном недоумении бочком-бочком и пошел Василий Данилович Гамов к выходу, не ведая, что отныне к нему накрепко приклеится прозвище, данное нахальной продавщицей. Но вот ведь что знаменательно, прозвище это оказалось для нашего мэра как раз впору, и не столько в силу явной схожести звучания ФИО его и любознательного португальца, открывшего морской путь в Индию, сколько потому, что сам он, как вскоре выяснилось, питал страсть к путешествиям и регулярно стал совершать вояжи в сопредельные районы, а также за рубежи Отечества.

Из своих дальних поездок возвращался он всегда обогащенный новыми идеями. Так появились у нас после его турне по Скандинавии майки, украшенные обрадов-ской символикой, и носовые платки в виде схемы автомобильных дорог района. Правда, выпуск последних пришлось очень скоро прекратить. Из-за нестойкости красителей, усугубленной случившейся эпидемией гонконгского гриппа, автотрассы на платках расплывались, и водители сплошь и рядом сбивались с пути. Как установили органы народного контроля, это послужило единственной причиной участившихся задержек доставки потребителям нужных грузов и значительного пережога дефицитного бензина.

К сожалению, не дала ожидаемого эффекта и предпринятая мэром попытка перенести на обрадовскую почву принцип платного пользования общественными туалетами, подсмотренный им у венгерских друзей. В порядке эксперимента на самофинансирование было переведено единственное в Обрадовске такого рода коммунальное санитарно-гигиеническое учреждение на два раздельных очка, размещенное при вокзале. Расценки горисполком установил, кажется, вполне божеские: «Удовлетворение малой нужды — 10 коп., большой — 15 коп., пользование прессой — 5 коп.». Дня три новое хозрасчетное заведение, если позволительно так назвать дощатый сортир и специально построенную в трех метрах от него будку тех же архитектурных форм, где разместился кассир-контролер, пользовалось большой популярностью у горожан.