куда им ступить другою.Не наступите, ввалившись в бары,на руки отрубленные Че Гевары!В коктейлях соломинками не пораньтевыколотые глаза команданте!Тёмною ночью в трущобах Каракасатень Че Гевары по склонам карабкается.Но озарит ли всю мглу на планетеслабая звёздочка на берете?В ящичных домиках сикось-накосьздесь не центральный — анальный Каракас.Вниз посылает он с гор экскрементына конкистадорские монументы,и низвергаются мщеньем природы«агуас неграс» — чёрные воды,и на зазнавшийся центр наползаютчёрная ненависть, чёрная зависть.Всё, что зовёт себя центром надменно,будет наказано — и непременно!Между лачугами, между халупамичёрное чавканье, чёрное хлюпанье.Это справляют микробовый нерестчёрные воды — «агуас неграс».В этой сплошной, пузырящейся плазмемы, команданте, с тобою увязли.Это прижизненно, это посмертно —мьерда[7], засасывающая мьерда.Как опереться о жадную жижу,шепчущую всем живым: «Ненавижу!»?Как, из дерьма вырываясь рывками,драться отрубленными руками?Здесь и любовь не считают за счастье.На преступленье похоже зачатье.В жиже колышется нечто живое.В губы друг другу въедаются двое.Стал для голодных единственной пищейих поцелуй, озверелый и нищий,а под ногами сплошная трясинатак и попискивает крысино…О, как страшны колыбельные песнив стенах из ящиков с надписью «Пепси»,там, где крадётся за крысою крысав горло младенцу голодному взгрызться,и пиночетовские их усикитак и трепещут: «Вкусненько… вкусненько…»Страшной рекой, заливающей крыши,крысы ползут, команданте, крысы.И перекусывают, как лампочки,чьи-то надежды, привстав на лапочки…Жирные крысы, как отполированные.Голод — всегда результат обворовывания.Брюхо набили крысы-ракетыхлебом голодных детишек планеты.Крысы-подлодки, зубами клацающие, —школ и больниц непостроенных кладбища.Чья-то крысиная дипломатия
