— Мне не нравится, когда ты употребляешь грубые слова, — поморщился Идальго.

— А мне не нравится...

— Прости, Мариуча, однако в глубине души мне кажется, что ты действительно соскучилась по «Ла Форталеса». Я позвоню. Прямо сейчас.

— Отлично. Давай.

— Позвоню.

— Потому что тебе наплевать, Папа. Тебе совершенно наплевать на наши чувства.

— Ну что ты, я очень люблю тебя, Мариуча. Я очень люблю всех своих девчушек. Ну, пожалуйста. С меня хватит. Больше не желаю ничего слушать. Все. Точка. — Он подошел к телефону и снял трубку.

— Ну почему бы тебе не послать Констанцию? — спросила она, имея в виду девушку из Мюнхена. — Ей все равно, что делать.

— Да, она не является такой неблагодарной тварью, как ты. И, возможно, я ее и пошлю, но только после того, как ты отсюда уберешься. Я позвоню, чтобы они приехали и забрали тебя. Может быть, хочешь взять с собой какие-нибудь личные вещи? Ты же знаешь, каково там, в тюрьме. Можешь взять с собой все, что тебе там пригодится. Мне не будет жаль всех этих многочисленных подарков, которыми я осыпал тебя.

— Папа, ну пожалуйста, — сказала она. — Ну пожалуйста, не посылай меня к этому человеку. Папа, умоляю тебя.

— Я тебя к нему не посылаю. Я посылаю тебя обратно в тюрьму, — и он стал набирать номер.

— Ну пожалуйста, — повторяла она, — пожалуйста.

Он силой бросил трубку на рычаг.

— Будет ли когда-нибудь этому конец? — заорал он. — Или я вечно должен все это выслушивать?

— Я...

Она покачала головой.

— Да, в чем дело?

— Ничего, — ответила она. — Дай мне адрес.

— Тебе понадобятся деньги на такси, — сказал он.

— Да, — она отвернулась, поскольку не хотела, чтобы он увидел ее слезы.

На пятом году ее пребывания у Идальго, несмотря на все меры предосторожности, она забеременела от одного из его «джентльменов». Идальго великодушно предложил заплатить за аборт, однако не сказал ей о своей договоренности с доктором, который произвел операцию в мрачной комнате, во внутреннем помещении какой-то скобяной лавки, в одном из самых подозрительных районов города. Во время операции Мэрилин потеряла сознание. Когда же через несколько часов она пришла в себя, у нее было сильнейшее кровотечение. Тогда Идальго и сказал ей, что доктор — он по-прежнему называл того коновала «доктором» — заодно удалил ей и матку.

Она бросилась с кулаками на Идальго и на того мясника, затем кинулась в ванну, и ее вырвало в грязный унитаз, где еще плавали остатки эмбриона. Она снова потеряла сознание и пришла в себя уже дома, но вспомнив все, что с ней произошло, весь этот ужас, начала кричать. Кричать так, как кричала там, в подземелье мексиканской тюрьмы, когда на нее напали крысы. Она кричала до тех пор, пока одна из девушек не ударила ее по щеке и не велела заткнуться. Идальго заставил ее приступить к работе до того, как она окончательно поправилась.

И тогда она решила его убить.

— Нет, — сказал Уиллис. — Нет, Мэрилин, пожалуйста, ты не...

— Я сделала это. Я убила его.

— Я не хочу этого слышать. Пожалуйста, я не хочу этого слышать.

— Я думала, что ты хочешь знать правду.

— Я же полицейский! — закричал он. — Если ты убила человека...

— Я не убивала человека, я убила чудовище! Он выпотрошил меня. У меня теперь никогда не будет детей, ты это понимаешь? Он украл мое...

— Пожалуйста, пожалуйста, — говорил он, качая головой, — пожалуйста, Мэрилин.

— И я убила бы его снова, — сказала она. — Не раздумывая ни секунды.

Он качал головой, казалось, он не может остановиться. Подступившие рыдания душили его, и он закрыл лицо руками.

— Я отравила его, — сказала Мэрилин.

Он все качал головой.

— Цианистым калием. Он используется для крыс.

Он продолжал трясти головой, с трудом глотая воздух.

— А затем я прошла в его спальню и стала искать комбинацию сейфа, потому что знала, что в сейфе лежит мой паспорт. Я нашла эту комбинацию. Открыла сейф. Мой паспорт был там. И еще почти два миллиона долларов в аргентинской валюте.

Уиллис глубоко вздохнул и оторвал руки от лица.

— И что теперь? — спросила она. — Ты выдашь меня?

Наконец хлынули слезы. Он вынул из кармана брюк платок и вытер глаза. Потом снова затряс головой и зарыдал, вытирая слезы.

Он не знал, что сказать.

Он был полицейским.

Он любил ее.

Он был полицейским.

Он любил ее.

Все еще всхлипывая, он прошел к входной двери, и, повозившись с замком, отворил ее...

— Хэл?

...И вышел на воздух, насыщенный ароматами весны.

Глаза его покраснели и опухли. Карелла понял, что он плакал, но не стал спрашивать, в чем дело. Они сидели рядышком за столом Кареллы, к которому Уиллис придвинул кресло. Оба внимательно изучали список, который дала Мэрилин. В любом случае эта работа всегда считалась самой нудной и неблагодарной. Однако меланхолически апатичное состояние Уиллиса делало эту бумажную рутину еще более тоскливой, казалось, над столом повисла мрачная грозовая туча. Карелле все время хотелось спросить: «В чем дело, Хэл?», хотелось сказать: «Поделись со мной». Однако вместо этого он погрузился в работу, как будто ситуация была вполне обычная, хотя всеми фибрами своей души чувствовал, что это не так.

Они вместе просмотрели первый лист с именами мужчин, с которыми встречалась Мэрилин со времени своего приезда в город примерно год назад. Список был не слишком большим. Примерно двадцать пять имен.

— Не так уж много адресов, — сказал Карелла.

— Она записала только те, которые знала, — объяснил Уиллис. Голос его звучал безжизненно. Он не поднимал глаз и, не отрываясь, смотрел на лист бумаги с написанными ее рукой именами. Карелла не знал, какие картины проходят сейчас перед этими глазами.

— А это значит, что нам придется поработать с телефонным справочником.

— Да, — таким же безжизненным голосом проговорил Уиллис.

— Она рассказывала тебе что-нибудь об этих людях?

— Все, что смогла вспомнить. Некоторых из них она встречала один-два раза.

— Тебе хоть одно имя что-нибудь говорит?

— Нет, я никого из них не знаю.

— Ладно, — вздохнул Карелла. — Приступим.

Они отнесли список в канцелярию, чтобы снять копию, теперь он, казалось, стал еще длиннее. Карелла взял справочник по Айсоле, Уиллис — по Калм Пойнту. Они были похожи на бухгалтеров, склонившихся над своими гроссбухами. Карелла почти физически ощущал подавленность Уиллиса. Они выписывали адреса и телефоны или ставили знак вопроса рядом с именем, чьих данных в справочниках не было, намереваясь