– Я наберу команду. Мы поймаем его на живца, заманим в шлюзовую камеру…
– Это не животное. Он сразу же поймет, что вы делаете.
– Знаю. Мы можем рассчитывать лишь на то, что он плохо знает станцию.
– Каким образом вы собираетесь вскрыть шлюзовую камеру? Ведь при этом погибнет и тот, кто будет выполнять роль живца.
– Для живца нам нужен запасный выход, – сказал он медленно. Обмакнув палец в пролитый чай, Мердок стал чертить узоры на столе. – Для этого подошли бы трубы рециркуляции. Они повсюду.
– Попав туда, вы подвергнетесь переработке, – заметила я.
– Нет, мы остановим процесс рециркуляции и удостоверимся, что люки, ведущие в чаны переработки, надежно закрыты.
Я задумалась. Все трубы выходили в отдельное большое рециркуляционное помещение центра, расположенное под уровнем-6. Там отходы сортировались, весь неорганический материал отправлялся на более низкие уровни центра или на платформы для обработки, а органические отходы, пройдя первичную обработку, поступали оттуда в кольца. Центр фактически не использовался нами в эти дни, поэтому рециркуляционные трубы должны быть пустыми. В идее Мердока содержалось рациональное зерно, однако…
– А как быть с состоянием невесомости?
– Мы должны будем поддерживать процесс всасывания в трубах, но не в полную силу.
– Здесь только два варианта: или задержать дыхание, или взять с собой баллоны с воздухом…
Он покачал головой.
– Мы будем находиться в трубах очень непродолжительное время, и это не должно стать проблемой.
– И еще одно. – Мне хотелось верить в выполнимость его плана, однако я считала, что надо продумать все до мелочей, предусмотреть любую возможность, чтобы не подвергать напрасно опасности жизнь Мердока и его людей. – Вы сказали, что кчины некоторое время могут жить в вакууме. А что, если эта тварь проживет достаточно долго для того, чтобы успеть забраться, скажем, в одну из спиц?
– Не успеет, если мы проведем операцию на самой вершине центра, в уровне-1. Стыковочные секции хорошо защищены и спроектированы так, чтобы выдержать даже сильное столкновение.
Мердок встал, лицо его было мрачным.
– Но прежде нам надо выследить его.
Элеонор была настроена сегодня совсем не гостеприимно.
– Уходите, – сказала она.
Ее офис в кольце «Гамма» не изменился с тех пор, как я здесь была в последний раз. Стену кабинета украшало тканое полотно, на столе стояли голографические снимки, в горшках росли пышные растения.
Элеонор сидела в непринужденной позе – положив ноги на стол и держа в руке стакан. Рядом с монитором стояла бутылка настоящего виски.
– Уходите, – повторила она. – Я не желаю слушать нотации.
Я открыла было рот, но тут же снова закрыла его. Я пришла сюда только для того, чтобы спросить, готова ли она принять участие в церемонии похорон, но, похоже, зря потратила время.
– Впрочем, может быть, хотите выпить со мной? – Она протянула мне стакан и пожала плечами, когда я отрицательно покачала головой. – В таком случае немедленно уходите.
Элеонор сделала большой глоток виски.
– Нет, не уйду.
Я плюхнулась в кресло, стоявшее у стола. Я видела, что Элеонор нужен кто-то, чтобы выговориться или по крайней мере поругаться.
– Делайте что хотите.
Несколько секунд мы в упор смотрели друг на друга. Две усталые женщины средних лет, оказавшиеся в трудной ситуации.
– Вы действительно не хотите опрокинуть стаканчик? Лео оставил мне целый ящик, и теперь я старательно опустошаю его.
– Нет, спасибо, – сказала я, хотя сегодня вечером мне, как никогда, хотелось выпить. Но я не разрешаю себе пить – слишком просто скатиться на тот путь, по которому теперь шла Элеонор.
– Мне показалось, – продолжила она, водя ногтем указательного пальца по этикетке бутылки, – вы считаете, что я виню вас в смерти Лео.
У меня сжалось сердце.
– Да?..
Она хмуро смотрела на меня.
– Люди не столь просты, как ваши машины. Иногда мы виним конкретного человека. А иногда в том, что случается с нами, мы обвиняем только себя.
– Что вы хотите этим сказать?
– Я хочу сказать, что в действительности винить вообще некого. И с этой мыслью очень трудно жить. –
