говорить потом, мол, недостаточно калён прут твой был.

Семмерса передёрнуло. Он как-то неловко, боком шагнул к спешившемуся Императору, торопливо и резко ткнул рдеющим концом прута в и без того покрытую кровью руку правителя Мельина, посередине предплечья, и тут же потянул прут вбок, прикладывая стороной так, чтобы получился ожог длиной чуть ли не в палец.

…Императору потребовалась вся его выдержка, чтобы не вскрикнуть. Он мог гордиться собой – сквозь сжатые до хруста зубы и натянувшиеся побелевшие губы прорвалось только злое шипение.

Затрещали волосы, зашипела кожа, словно мясо на сковородке. Император только выше вскинул голову. По телу прошла быстрая судорога, от боли потемнело в глазах – от этого белая перчатка своего повелителя, или, вернее сказать, носителя не защищала.

Семмерс не выдержал первым. Отбросил в сторону остуженный человеческой плотью прут и на сей раз рухнул на колени уже по-настоящему, широко раскрытыми глазами глядя на длинный след, оставленный раскалённым железом, и завопил во всю мощь лёгких:

– Мой Император! Прости меня, мой Император!

– Император, Император! – эхом отозвалось, прокатилось по двору. Коленопреклоненные люди смотрели на Императора с ужасом и восторгом.

– Император… Император вернулся…

– Вернулся, вернулся, – вымученно улыбнулся правитель Мельина. – Эй, есть тут кто-нибудь с кухни? Масла принесите да тряпку какую-нибудь – желательно почище.

…Выполнять это распоряжение тотчас кинулось чуть ли не три десятка человек. А Сеамни бросилась к обожжённой руке своего Гвина.

Мегана и Анэто действительно вернулись в лагерь, потеряв совсем немного времени. Едва ли кто-то успел заметить их отсутствие. Сновали очень озабоченные инквизиторы, угрюмые слуги разгружали только что пришедший санный обоз, им помогало двое молодых чародеев Ордоса – заставляли замороженные бычьи туши подниматься в воздух и укладываться на волокуши. Маги были совсем ещё юными, даже не с посохами, с короткими жезлами подмастерий. Анэто досадливо поморщился – даже таких мальчишек пришлось бросить в бой. А им бы ещё учиться и учиться – даже отсюда опытный чародей ощущал, как внутренне кривятся и ёжатся парни от отката.

Да и заклинание само не получалось у них как следует – здоровенные полутуши так и норовили хряпнуться оземь или с налёту развалить всю кладку на волокуше.

Ближе к берегу, у кромки матёрых льдов несколько сотен рабочих звенели кирками, вгрызаясь в мёрзлый грунт, – там копали котлован и насыпали бруствер, за которым предстояло укрыть недавно прибывшие дополнительные требушеты и баллисты. Там тоже хватало дел для магов – грунт требовалось сперва как следует прогреть, и лишь потом уступать место землекопам. Там трудилось несколько десятков огненных магов, поднимались облака пара, то и дело вспыхивало мрачное алое сияние.

В самом центре позиции осаждающие возвели настоящий бастион. На него в решительный момент поднимутся чародеи, кому выпадет начать магическую атаку на оплот Западной Тьмы. Анэто не сомневался, что никто из этих смертников не уцелеет. Мегана, похоже, теперь уже придерживалась того же мнения, поскольку раздражённо что-то прошипела и отвернулась.

Кроме этого бастиона были ещё и другие, возведённые великими трудами на вечной мерзлоте. Магам пришлось повозиться после того, как отсыпка завершалась, особыми заклятьями землю под основанием укреплений превращали в сплошной монолит. Иначе, оттаяв, она просто поглотила бы результаты всей работы.

Бастионы соединяла сложная система продольных и поперечных траншей, отрытых по всем правилам осадного искусства. Военачальники надеялись, что это может уберечь наступающих, если проклятый Разрушитель задумает метать на них какие-нибудь огненные стрелы. Анэто и Мегана придерживались совершенно иного мнения о боевых возможностях Разрушителя, но помалкивали – воин должен быть всегда занят работой, пусть даже и бессмысленной, чтобы лишние мысли в голову ему не лезли.

Вытянувшись длинной полудугой, укрепления подковой охватывали Чёрную башню, перемежаясь с тщательно возведёнными криптами, где в строгом порядке начертаны были разнообразные магические фигуры – чародеи надеялись, что это поможет отвести беду и убавить Разрушителю сил. Святые братья настояли, чтобы был возведён настоящий храм – мужики-трудники из Северного Эгеста поплевали на ладони, взялись за топоры и действительно подняли за месяц ладную деревянную церквушку, увенчанную нацеленной в небеса перечёркнутой стрелой. Инквизиторы утверждали, что доставили сюда также особо чудодейный образ Спасителя, однако пока что дивная икона никак себя не проявила.

Для особо избранных персон в самом сердце большого лагеря мастера возвели бревенчатый дом, обнесли внушительным частоколом, в середине двора водрузили наблюдательную вышку. Туда и направились вернувшиеся из Храма Мечей чародеи.

Многочисленная челядь согнулась в низких поклонах. Анэто не сомневался, что половина этих исполнительных и расторопных слуг – соглядатаи Инквизиции; но иных взять было неоткуда. И милорду ректору только и оставалось, что предаваться мрачным размышлениям на тему того, сколько власти и мощи обрели в последние годы святые братья, почти подмяв под себя даже вольный Ордос. Хорошо Мегане – до её Волшебного Двора, как говорится, редкая птица долетит.

Чародеям оставалось ждать. Храм Мечей не попросил никакого аванса, следовательно, им есть прямой резон браться за работу. Или же – не браться за неё вообще, ибо во всём Эвиале нет такого трибунала, что принял бы к рассмотрению иск достопочтенного Анэто, милорда ректора Академии Высокого Волшебства и достопочтенной Меганы, хозяйки Волшебного Двора, в дальнейшем именуемых «истцами», к Храму Мечей, в дальнейшем именуемом «ответчиком» – о невыполнении работ, оговоренных контрактом таким-то, заключённом тогда-то и там-то.

Анэто и Мегана почти не разговаривали. Ясно, что ассасины не смогут появиться так же быстро как…

– Горячий сбитень господам чародеям… – произнёс над самым ухом вкрадчивый голос.

Анэто резко обернулся. Слуга уже склонился в низком поклоне, обеими руками протягивая чёрный лаковый поднос – на нём дымилась пара глиняных кружек со сбитнем.

Чародей напрягся. Он уже ощутил подмену, понял обман, но чтобы ответить заклятьем, у него не осталось времени. Если бы ассасин Храма желал этого, милорд ректор Анэто был бы уже мёртв.

Воин выпрямился, откинул капюшон накидки, какую носили слуги. Был он среднего роста, желтокож, на лице остались многочисленные выболинки от залечившихся моровых язв. Узкие чёрные глаза смотрели цепко и пристально – а в то же время и совершенно равнодушно. Оружия на виду он не держал.

– Счастлив приветствовать достопочтенных, – вновь поклонился гость. – Как и обещал Храм, мы прибыли, чтобы приступить к выполнению задания. – Ассасин говорил по-эбински, но медленно и с заметным трудом. – Прошу простить мне это малое… малую… имперсонацию. Мои спутники ждут снаружи. Мы готовы приступить к работе немедленно.

– Вот как, – как показалось ему самому, хладнокровно сказал Анэто. – Хорошо. То есть вы сами берёте на себя все хлопоты по преодолению…

– Разумеется, достопочтенный наниматель, – ассасин снова поклонился, что, однако, не скрыло дерзости: милорда ректора перебили. – Мы приступим немедленно, как я уже сказал.

– Сколько же вас? – проговорила Мегана – явно чтобы сказать хоть что-нибудь.

– Пятеро, достопочтенная нанимательница. Пять – самое удобное число в нашем деле.

– И вы надеетесь впятером…

– Мег, если они пришли сюда впятером, значит, надеются, – остановил чародейку Анэто. – Храм взялся за эту работу – предоставь им возможность действовать по собственному усмотрению. Кстати, о доблестные, вы, разумеется, приняли меры против подслушивания? Вы говорите более чем неосторожно.

– Разумеется, достопочтенный наниматель. Слуга, обычно дежурящий у послуха, мается животом и не вылезает из отхожего места. Он знает, чем карается отлучка и что сделает с ним преподобный Этлау, и потому никому никогда не скажет ни слова.