потому-то так сладко смеялся вышедший из-за придорожных кустов Федериго Аннале…

Впрочем, все подробности потрясенному мессеру Джузеппе усердный слуга передал позже. А сейчас на дороге, у мелового обрыва лежало три трупа, и еще двое разбойников ждали приказов предводителя.

– Мы должны немедленно избавиться от них, – шепнул в самое ухо Тартичу вдруг переставший смеяться Федериго Аннале. – Прознав про то, что вы не их предводитель, они убьют нас обоих. Да, да, не удивляйтесь! Пока я с вами – я тоже подвержен смерти. Увы! Так что позвольте мне все сделать самому и наверняка. Не утруждайте себя мелочами, великолепный синьор, прошу вас! Подумайте лучше о прелестном звуковом ветре, который еще называют акустическим, о необычных, я бы сказал, о неслыханных свойствах самых нижних музыкальных тонов! – нашептывал и нашептывал слуга.

Доведенный всем виденным почти до беспамятства, мессер Джузеппе, только махнул рукой.

Еще раз глянув в лицо бородатому всаднику и убедившись, что тот на самом деле мертв, он отошел подальше от дороги и растянулся во весь рост в придорожной траве, несмотря на раннее лето уже совсем иссохшей.

Аннале тем временем крикнул:

– Эй вы, briganti! Вы, вы, горе-разбойнички, сюда! Предводитель разрешает вам осмотреть добычу первыми. – И чуть тише специально добавил для разбойника, до того притворявшегося возницей и подошедшего к нему первым: – Тут есть одна недурная харчевня. Наши люди – там. В харчевне все и поделим. По справедливости, по справедливости, конечно… – добавил он еще ласковей.

Федериго сел на козлы, двое разбойников влезли в карету, вывалив оттуда прямо на дорогу тело несчастного посланника. Взбив за собою столбики пыли, карета пропала в боковых ответвлениях дороги…

Примерно через три четверти часа Аннале вернулся назад: все в той же карете, но уже один. Смахнув со щеки нечто похожее на слезинку, он подошел к лежащему в порыжевшей траве мессеру Джузеппе и кисловато сказал:

– Удивляюсь я на вас, великолепный синьор! Что вы тут лежите, как бревно, приготовленное к распилу? Ждете, пока вас подберут – уж простите за каламбур – папские сбиры? А они где-то здесь, рядом! Ищут- рыщут, чем бы поживиться. Вставайте же скорей! Теперь-то я вас точно не подведу! И чтобы вы в надежность мою поверили окончательно, мы с вами вот что… Мы сейчас же отправимся в какую-нибудь церковь. И там первый попавшийся священник отпустит вам все ваши грехи: и прошлые, и нынешние. Тогда уж вы не скажете, что я плохо вам служу, – трепал и трепал языком Аннале.

– Дьявол, дьявольщина! – только и сумел выдавить из себя мессер Джузеппе.

Однако в карету сел, ехать за отпущением грехов согласился…

Посреди ночи приперся Костик Хлус.

Я его не видел, но слышал, как внизу, в прихожей, он о чем-то пререкался с Черногором.

Голос Костика слегка напоминал мне голос Федериго Аннале.

Вслед за Костиком приволоклась и его супружница, которую он нежно звал Стервуля.

Минут через пятнадцать Костик со Стервулей ушли.

И тогда в глубинах поместительного каменного дома неожиданно высоким и после «Круны» ничуть не хриплым голосом запел хозяин:

Я хотел встать и поправить Черногора: следовало петь – «на вратах Херсонских», а не «на вратах Балканских».

Но как только я привстал, мутный и, как штормовая волна, крепкий хмель охлестнул меня с головы до пят.

Сон набежал неожиданно…

…Церковь Санта-Мария делла Карита вынырнула из вечернего сумрака, как рыба в серебряной чешуе выныривает из темной предгрозовой реки.

Оставив карету невдалеке от церковных ворот и поручив лошадей рыжему растрепе, выползшему из-за каких-то разбросанных по бокам от храма церковных пристроек, мессер Джузеппе и Федериго Аннале по дорожке, вымощенной кое-где целыми, а кое-где треснувшими каменными плитами, двинулись к храму.

Они как раз собирались войти внутрь, когда их окликнул босой, в коричневой рясе, совершенно лысый и до жалости худой монах-францисканец. Наклонив голову и потупив глаза, как и подобает монаху нищенствующего ордена, он спросил:

– Не желают ли синьоры для начала переговорить со мной? Отец Джироламо сейчас, к нашему великому огорчению, занят и не сможет уделить вам должного внимания.

Только Тартич хотел сказать о том, что ему все равно от кого получать отпущение грехов, как вперед выскочил Аннале и нарочито измененным, до отвращения гундосящим голосом стал выкрикивать:

– Почему мы должны ждать вашего отца Джироламо? Вы что, не видите? – он ткнул пальцем в стоящего понурив голову мессера Джузеппе. – У нас – неотложное дело! А вас, почтеннейший, мы знать не знаем! Бродят тут разные в окрестностях, а потом кресты из алтарей пропадают! Зовите священника!

Монах-францисканец слегка ухмыльнулся и, словно не было дерзких выкриков Аннале, сказал:

– Хорошо. Сейчас я позову отца Джироламо. Однако пусть синьоры соблаговолят подождать здесь, не входя в храм.

Шлепая босыми ступнями по каменным плитам, монах вошел в церковь.

– Здесь что-то не так, – сразу задышал мессеру Джузеппе в шею верный его слуга. – Не иначе, как они здесь что-то затевают! Порохом здесь воняет, порохом!

Как бы подтверждая слова Аннале, из небольшого строения, едва ли не вплотную примыкавшего к церкви Санта-Мария делла Карита, послышались голоса, бормотания, вздохи.

Показалось: в небольшом зданьице ссорятся, а потом нехотя мирятся какие-то люди. И точно: дверь в зданьице отворилась, из нее почти целиком выставился голый по пояс человек с обвисшими, какими-то совсем не итальянскими, рыжими усами.

– Эй, вы, – крикнул рыжеусый сипло, – вы, наверное, и есть люди командора Винченцо? – Не дождавшись подтверждения, он стал выкрикивать дальше: – Скорей давайте кремень и трут! В подземелье темно, как в гробу, я уже все свои запасы израсходовал!

– Говорю же вам, здесь нечисто! – снова зашипел Аннале в ухо мессеру Джузеппе.

А человеку с обвисшими усами крикнул:

– Сейчас! Мы охотно вам поможем, синьор. Спускайтесь, мы следом!

И Аннале стал показывать, что ищет кремень.

Вислоусый кивнул и, прикрыв за собою дверь, исчез.

Аннале тут же высек искру и поджег кончик хорошо промасленного трута, который вынул из походного мешка.

– Посветите же им, – толкнул он осовевшего от всей этой с утра не утихающей чехарды Тартича.

Мессер Джузеппе принял из рук Аннале горящий трут, и они друг за дружкой протиснулись в маленькую дверь.

Сразу за дверью широкая лестница круто сбегала вниз, в подземелье. Пахло грибком, плесенью.

Мессер Джузеппе поднял над головой горящий трут и при слабом его свечении увидел глубоко внизу тени двух полуголых людей, рядом с громадными артиллерийскими лафетами, продолговатыми раскрытыми ящиками и невысокими, но широкими бочками…

– Опять briganti, опять разбойники, – задышал в шею мессеру Джузеппе проницательный слуга. – Как бы нам снова не попасть в дурную историю, синьор! Бросим им трут, а сами – давай бог ноги!

Не дожидаясь ответа, Аннале выхватил из рук у господина горящий трут и с криком «Бежим!» швырнул его вниз, в подземелье…

Мессер Джузеппе успел еще увидеть лицо человека с обвисшими усами, искаженное странной, скорбно-веселой гримасой, и в тот же миг господина и слугу, как затычку из наполненной до краев бочки, выбило из церковной пристройки вон.

Почти тут же раздался низкий, урчащий, подобный раскату морского грома, удар.

За ним другой, третий…