– К счастью, уже нет.
– А я, к сожалению, еще нет. Не нашел ту, которая смогла бы привыкнуть к моему не совсем мягкому характеру. Были другие, готовые идти со мной хоть на край света, но сердце ждало любви… Да, грустно.
– А вы, оказывается, лирик.
– В какой-то степени. Все мы лирики, когда начинаем ценить то, что не ценили раньше. М-да… Простите, что я влезаю в ваши личные дела, но мне кажется, что вы и Валери идеально подходите друг другу.
– Правда? Никогда бы не подумал.
– Со стороны виднее.
– Неужели вы считаете, что я достоин женщины, которая предпочитает ложиться в постель с автоматом, а не с мужчиной?
– Вот что вас беспокоит! – Адвокат кивнул. – Признаться честно, меня тоже.
– Что девушка вооружена, а двое мужчин безоружны?
– Да.
– Тогда почему вы так легко отдали ей автомат?
Рамазанов пожал плечами.
– Признаю свою ошибку. Вовремя не отреагировал. – Он снова помешал плов, постучал ложкой о край кастрюли. – Скажите, Кирилл, значит, вы предпочли бы, чтобы автомат нес я?
– Ошибаетесь. Я всегда предпочитаю сам быть при оружии. Как вы говорите, профессиональная привычка. А почему это вас интересует? Хотите выяснить, кому из вас двоих я больше доверяю?
– Ну, допустим.
– Я не доверяю вам обоим.
– А я, как ни странно, больше доверяю вам. Теперь больше доверяю вам, – уточнил он.
– Напрасно, – покачал головой я.
– Да нет, не пытайтесь навесить на себя не свойственные вам ярлыки. Вы человек сильный и принципиальный в какой-то степени, вашей натуре непривычно делать то, что мы делаем. Но вы никогда не предадите, не выстрелите в спину, не ударите исподтишка. В этом я абсолютно уверен. Кроме того, вы не причините мне вреда еще по той причине, что без меня не сумеете перейти границу, вынести наркотики из приграничной зоны и тем более продать их.
– А в ней, – я кивнул на палатку, – не уверены? Вы думаете, она способна выстрелить в спину?
– Увы! Я думаю, что Валери при определенных обстоятельствах может это сделать.
– Низами Султанович! – Я сделал паузу и выразительно посмотрел в его глаза. Мне захотелось его проверить еще раз. – Валери удивляется моей патологической несообразительности. Я же, в свою очередь, удивляюсь тому, как странно вы подошли к подбору компаньонов. Один жадный и жестокий человек, вторая способна предать. О чем вы думали раньше?
Адвокат покачал головой.
– Опять, опять все не так! Ну я ведь уже вам говорил! Не я, а Валери подбирала себе компаньонов. Она нашла меня, а Глеб – картавого. У него дача недалеко от приграничной зоны, несколько охранников, оружие, снаряжение. Ко всему прочему он свободно владеет дари, отличается прекрасными физическими данными, и Глеба, естественно, это подкупило.
– А почему вы говорите «владеет», «отличается»?
– А вы предпочли бы говорить о нем в прошедшем времени? Но как говорили вы, когда воевали, о людях, тела которых не были найдены?
– Вы думаете, что картавый жив?
– Я буду предполагать это до тех пор, пока своими глазами не увижу его труп. Пока же вы нашли труп мальчика.
– Вы думаете, что это сделал картавый?
– А вы так не думаете? – Рамазанов приподнял брови.
– Допустим, что он жив-здоров и вчера утром бродил по берегу. Но, кроме него и отары, там же были еще три человека.
– Ах, вот в чем дело! Значит, вы подозреваете меня или Валери.
Мы замолчали. Адвокат помешивал плов, я смотрел на далекую горную вершину, самый кончик которой еще горел оранжевым светом, словно раскаленный в печи меч, лежащий на наковальне.
Глава 27
Ночью было холодно, палатка содрогалась от порывов ветра, и колышки, укрепленные булыжниками, чудом выдержали такой напор непогоды. Валери лежала у круглого окошка, которое было закрыто куском плотной ткани на липучках, но все же оттуда тянуло, и во сне она прижималась ко мне, в итоге к утру я лежал чуть ли не в обнимку с адвокатом, а Валери – едва ли не на мне.
Вставать не хотелось, хотя через щели закрытого окошка уже пробивался молочно-белый свет. Немного ныли спина и ноги. Из-под полуприкрытых век я наблюдал, как Рамазанов вылезает из мешка, вынимает из карманов палатки бритвенный прибор, помазок и тюбик с кремом. Какая глупость, подумал я, носить бороду и каждое утро ее подбривать.
Вжикнула «молния», он вышел наружу, и еще несколько минут я слушал, как гудит примус, звякает