и полдюжины стульев, в мансарде было еще две. Одна заперта, вторая — довольно большая и совершенно пустая. Только на полу в углу стоял старый тяжелый телефонный аппарат с вертящимся диском.

В «жилой» комнате тоже был телефон, поновее. Окна комнат смотрели во двор-колодец. На Невский, вернее, на площадку-балюстраду выходило только окно кухни. Кухню и комнаты связывал довольно широкий коридор с аппендиксом, в который выходили двери ванной и туалета и ответвление в прихожую. В прихожей имелись вешалка и большое овальное зеркало. Общая площадь мансарды, если не считать запертой комнаты, составляла полсотни квадратных метров. Чтобы привести все это хотя бы в относительный порядок, надо потрудиться.

Катя пообедала вареными макаронами и решительно взялась за дело.

Девять часов спустя, в половине двенадцатого, Катя постелила у входа вымытую половую тряпку и без сил упала на кровать. Вокруг нее все сияло — пол, стекла в окнах. Лампочки, которые Катя тоже протерла, стали светить в два раза ярче. Таких понятий, как «пыль» и «грязь», в квартире больше не существовало. Пауки были изгнаны с потолка на площадку за окном, поскольку убивать их Катина мама считала дурной приметой.

«Хоть гостей принимай, — лениво думала Катя, с удовольствием оглядывая результаты своего труда. — Завтра еще занавески повешу… И вообще — составлю список, чего сюда надо купить, и отнесу на утверждение Боссу…»

Катины хозяйственные размышления прервал звонок в дверь, который мгновенно стряхнул с девушки всю сонливость.

Катя вскочила с кровати, взглянула на часы.

«Кого там принесло на ночь глядя?» — с беспокойством подумала она.

В памяти всплыли россказни охранника о покрытом серой шерстью монстре. Длинный резкий звонок снова повторился, как будто тот, кто стоял за дверью, очень спешил попасть внутрь. Катя, прогнав глупые мысли о монстре, подошла к двери и строго спросила:

— Кто там?

— Свои! — отозвался сиплый, но смутно знакомый голос.

Катя открыла дверь. К большому удивлению и отчасти радости, она увидела Сережу.

— Поздравляю с новосельем! — с порога закричал он, пихая Кате в руки тяжелый полиэтиленовый пакет. В пакете звякало и булькало.

— Спасибо, — ошеломленно поблагодарила Катя. — Вот это сюрприз! А почему так поздно?

— Праздновать никогда не поздно, — убежденно сказал Сережа. Вид у него был неестественно оживленный, щеки пылали, глаза блестели.

— Ты что, с какого-то праздника? — спросила Катя, заметив его слегка расфокусированный взгляд.

— Да все с того же, с нашего. Ха, это еще не рекорд. Помню, мы один раз четверо суток зажигали. — Сережа, не разуваясь, прошел в комнату. — Ух ты, как все классно стало! Теперь тут оттопыриваться можно по полной!

— Твой папа запретил, — сказала Катя. — Никаких гостей.

Сережа презрительно отмахнулся:

— Сморкался я на его запреты. Он мне ничего не сделает. («А мне?» — подумала Катя). Поорет и успокоится. Ну давай, накрывай на стол. Да прямо здесь накрывай, не на кухне же!

Накрывать оказалось нечего: в пакете была только литровая бутылка «Мартини бьянко» и бутылка водки.

— Так у тебя и пожрать ничего нет? — недовольно сказал Сережа. — Плохо, плохо ты подготовилась. Ну, на первый раз прощаю.

Сережа задумчиво погладил бутылку мартини.

— Вспомнил! Я ведь не просто так пришел, а по делу. Буду тебя учить правильно пить мартини. У тебя есть такие низкие бокалы без ножек?

— Нет, конечно! — язвительно ответила Катя. — И пить я не буду!

Сережа ее слова проигнорировал. Непринужденно уселся на кровать и принялся откручивать крышку мартини, продолжая трепаться.

— …Прихожу тут как-то в бар с одной девчонкой, делаю заказ — по двести мартини, а барменша меня спрашивает: вам чем разбавить, грейпфрутовым соком или апельсиновым? Я ей говорю — первый раз вижу, чтобы мартини разбавляли соком! А она мне, дура, — а я первый раз вижу, чтобы хлестали неразбавленное! Ничего не понимает! Ну что ты стоишь? Из горла нам, что ли, пить?

Катя пошла на кухню искать посуду.

«Зачем он приперся?» — подумала она, роясь в обшарпанном пенале.

Развлекать пьяного Сережу у Кати не было ни малейшего желания. Но ведь и выставить его нельзя. Нехорошо. Как-никак это он ее сюда устроил.

Бокалов не нашлось, стаканов и стопок — тоже. Катя взяла две чайные чашки, принесла в комнату и поставила на табуретку, а сама села на другую, подальше от гостя. Не смущаясь неподходящей посудой, Сережа разлил мартини, чокнулся с Катей, одним глотком выпил полчашки, с комфортом развалился на кровати.

— Ты чего не пьешь? Давай, смелее. Не хочешь — как хочешь, а я выпью, чтобы добро не пропадало. Сейчас выпью — и проверю, как ты тут за квартирой следишь. Не украла ли чего…

— Что?! — вспыхнула Катя.

Сережа заржал, довольный собственным остроумием.

— Шучу, чего ты сразу надулась? Шуток не понимаешь! У вас в Пскове все такие тормозные?

— Идиотские шуточки, — обиженно проворчала Катя.

Настроение у нее совсем испортилось.

— Кстати, ты почему отцу не сказал, что я из Пскова? — вспомнила она.

— Ха, разумеется, не сказал. Он бы тебя в жизни сюда не впустил. Я ему наплел, что ты — моя одноклассница. Из хорошей семьи. Это у него задвиг насчет семьи. Мол, хочешь пожить одна, так сказать, личной жизнью. Здорово я его развел, да?

Катя промолчала. У нее промелькнула мысль, как было бы замечательно, если бы Сережа забрал свое мартини и ушел восвояси.

Но Сережа явно обосновался в мансарде надолго.

— А чего у тебя тут есть? — спросил он, осматривая помещение. — Где музыка? Видик есть? А почему нет? Так пойди и купи! Магазин аудио-видео, между прочим, через дорогу. Я советую домашний кинотеатр, только непременно с сабвуфером, иначе никакую музыку будет не послушать толком. И не потанцевать, кстати. Вы чего в Пскове слушаете? Небось «Ласковый май»?

— «Ласковый май?» — Катя и не слышала о такой группе. — Нет, мне «Сплин» нравится. Земфира… «Глюкоза» кое-что… Еще Ник Кейв, «Murder ballads»… А что сейчас слушают в Питере?

— Мне, честно говоря, по фиг, что слушать, — пренебрежительно отозвался Сережа. — Я больше автомобилями увлекаюсь…

Сережа оживился и принялся рассказывать о новой отцовской машине, потом о машине отца своего приятеля, потом о той машине, которую отец купил бы ему на совершеннолетие, если бы не был такой жадной сволочью…

Катя сидела, зевала, смотрела, как в бутылке падает уровень жидкости, и мечтала о том моменте, когда мартини иссякнет и Сережа наконец исчезнет из ее дома.

— Ты чего там, заснула, что ли? — пробудил ее от грез Сережин голос. — С табуретки вот-вот свалишься. Пересаживайся сюда!

«И вправду, усну и свалюсь», — подумала Катя и пересела. То, что это опрометчивое решение, она поняла сразу, но было уже поздно.

— Вот была бы музыка, мы бы с тобой потанцевали, — мечтательно объявил Сережа, ухватив Катю за талию потной рукой. — Белый танец при свечах… У тебя свечи есть?

«О Господи!» — мысленно простонала Катя, пытаясь отодвинуться от Сережи так, чтобы это не выглядело откровенной борьбой за свободу.

— Сереж, уже поздно, наверно, метро закроется, — намекнула она, краснея от собственной