— Терпеть не могу людей, которые самоутверждаются за чужой счет, — буркнул Дима. — И вообще, Дианка меня утомила. Просто не знаю, что сделать, чтобы она наконец это поняла.
Катя смутилась и промолчала. Полминуты они молча стояли рядом.
— Возможно… — начал Дима.
И тут из кухни раздался страшный душераздирающий вопль Сережи.
«Карлссон! — почему-то сразу подумала Катя, похолодев. — Он его убил!»
Глава двенадцатая
О рационе викингов, слабых и крепких желудках и основе женской привлекательности
— Я такой эль нынче забодяжил, — говорит один тролль, — просто-таки как заново рождаешься.
— Что, и впрямь молодеешь? — удивился другой.
— Нет, ползаешь, писаешься и говорить не можешь.
— Все-таки, мужик… То есть господин Карлссон, я тебя точно узнал! — пьяно ухмыльнулся Сережа, когда они остались на кухне вдвоем. — Нет, ты мне скажи: зачем ты того голубя жрал? Я ведь точно помню: ты его жрал! Солью посыпал и — хруп! — Сережа щелкнул челюстями. — Это что у вас обычай такой — голубей сырьем жрать? Это, типа, от викингов остался, да?
Карлссон молча смотрел на него.
— А-а-а… Я угадал! — обрадовался Сережа. — Викинги — они такие! Я помню! Кровавую пищу блюют… нет, клюют под окном… Кровь с мухоморами! Типа, в берсерки? Обычай?
— Да, — неожиданно согласился Карлссон.
— Ага! — еще больше обрадовался Сережа. — Я так и знал! Слышь, Карлссон, я тоже хочу! Хочу в берсерки! Хочу голубя сырьем! Карлссон, поймай мне голубя, а?
— Ты хочешь съесть голубя? — уточнил Карлссон.
— Хочу! Кровавую пищу! Ам! — Сережа опять клацнул челюстями.
Карлссон кивнул и перепрыгнул через подоконник.
Через полминуты он вернулся, сжимая в руке голубя. Голубь был живой, но какой-то снулый.
Сережа сграбастал птичку.
— А где соль? Я помню про соль!
Карлссон протянул ему солонку. Сережа щедро посолил голубя.
— Может, его ощипать? — спросил он.
Но Карлссона на кухне уже не было.
— Не-е… Ощипывать нельзя… — пробормотал Сережа, лицо его приняло хитрое выражение. — Я по-омню! — И сунул голубиную головку в рот.
Раздался пронзительный вопль. Голубь клюнул Сережу в язык.
— Ах ты сука! — завизжал Сережа. — Кусаться, да?! — И с размаху шваркнул голубя о стену. — Карлссон! Карлссон! Он меня укусил!
Но Карлссон не появился. Зато сбежались привлеченные Сережиным криком остальные гости.
— Он меня укусил! — обиженно сообщил всем Сережа, подбирая с пола оглушенного голубя. — Но мы, викинги, то есть берсерки! Никакой пощады врагу! — И вонзил зубы в голубиную шейку…
Столпившиеся в коридоре свидетели того, как Сережа посвящал сам себя в берсерки, молча взирали на ужасное зрелище.
— Ты че, живого голубя?!. — выдохнула наконец Лейка.
Сережа свирепо вытаращил глаза и гордо промычал что-то невнятное. На губах у него налипли перья.
— Сдурел? — закричала Лейка. — Выплюнь немедленно!
— Ну ты прямо как Оззи Осборн, — ухмыльнулся Стасик. — Такой же маньяк.
— Может, у него бешенство? — деловито предположил Дима, не уточняя, впрочем, кого имеет в виду — несчастную птицу или своего приятеля.
У дверей раздался сдавленный стон. Наташа закатила глаза и начала сползать по стенке. Достаточно медленно, чтобы Стасик успел ее подхватить.
За Катиной спиной раздались какие-то булькающие звуки. Диана, зажав рот ладонью, устремилась в туалет. Сережа с остекленевшими глазами жевал голубиные перья.
— Во дурдом, — растерянно сказала Лейка.
Кате вспомнился категорический приказ Сережиного папы не устраивать в мансарде никаких гулянок, и она впервые подумала, что Илья Всеволодович был глубоко прав.
Дима подобрал уроненного Сережей голубя и выкинул в мусорное ведро.
— Мы пойдем, наверно, — на кухню заглянул Стасик. — Наташка едва живая. Катенька, я музыку пока оставлю, ладно? А потом позвоню. Спасибо за всё.
— Не за что, — рассеянно проговорила Катя.
Однако, вечеринка. Если у них все такие… И не потанцевали.
— Я тоже пойду, — сказал Дима. — Забрать с собой этого птицееда? — указал он на оцепеневшего Сережу.
— Сделай доброй дело! — обрадовалась Лейка. — А мы тут с Катериной приберемся. — Эй, Дианка, ты там жива? — подергала она дверь ванной.
Изнутри донеслись глухие рыдания.
— Она как раз перед этим с ним целовалась, — послышался из прихожей слабый голос повисшей на Стасике Наташи. — С маньяком этим, Сережкой.
Лейка со значением взглянула на Диму. Тот пожал плечами.
— Дианка, вылезай! — закричала она опять. — Он не стоит твоих слез! И вообще, сколько можно занимать сортир! Ты здесь не одна!
Диана не отзывалась. Вернее, отозвалась истерическими рыданиями.
— Дура, и дурой помрет, — прокомментировала Лейка.
Дима фыркнул и потащил к выходу невменяемого Сережу. Тот что-то мычал и рвался куда-то бежать.
Катя прошла в комнату, упала на кровать. Она чувствовала, что смертельно устала… И не сразу заметила, что на стуле у окна скромненько так сидит Карлссон.
— Фух! — Лейка плюхнулась на кровать рядом с Катей, закинула ноги на спинку. — Спровадила всех, слава Богу! Дианку на Димку повесила! Чувствуешь, какой я молодец! Пожалуй, я у тебя переночую. Поздно уже.
— Переночуй, — согласилась Катя. — А Сережа?
— Птицеед-то? — Лейка хихикнула. — Тоже выставила. Но этот не пропадет! Ему идти пять минут, а Дианке, прикинь, аж в Купчино.
— Это далеко?
— На машине — полчаса, а если на метро — то прилично. На метро они как раз успеть должны.
— А Дима где живет?
— На Комендантском. Это в другую сторону.
— А он потом как? Метро же закроют! — забеспокоилась Катя.
— Разберется как-нибудь, он же мужик! Вот если бы он меня провожал, я бы, может, его ночевать оставила. На половичке. Как ты считаешь, он симпатичный?
— Половичок?
— Димка!
— По-моему, да.
