война-то и началась из-за стремления Умников охватить своей Сенсорикой весь мир, все человеческие колонии, раскинувшиеся на пол-Галактики. Поколению Исайи Сенсорика не несла ничего, кроме безумия и жуткой смерти.

Медицина была способна на многое. Клонирование и замена отживших свое органов, выращенных из пары-тройки старых клеток. Биологи вели свой собственный бой с Владычицей Сущего, с безобразной старухой, века и тысячелетия утаскивавшей свои жертвы в чёрную пустоту Ничто. Вели и порой выигрывали. Однако даже они не способны сделать солдат из тех, кто разменял уже третью сотню лет.

Твердислав напрягся. Видно было, что рассказывать об этом ему не сильно хочется.

— Ощущения… да какие там ощущения! Просто дрался, как с Ведунами. Хотел выжить. Её… Аэ то есть… хотел убить. Не вышло.

— И ты как будто даже рад?

— Рад, — вздрогнув, признался парень. — Рад. Я и ламий — то никогда не убивал… — Он покраснел. Хорошо, что Джей не видит — точно глаза бы выцарапала.

Исайя задумчиво пожевал губами.

— Что ж, я тоже рад. Ведь когда-нибудь эта война кончится. Понадобится кто-то, могущий понять вчерашних врагов.

— Почему же Он сказал, что врага надо истреблять? — прошептал юноша, подтягивая колени и опуская на них подбородок.

— Наверное, Он имел в виду — дать наглядный урок нашей силы… — осторожно предположил Исайя. Надо быть аккуратнее. Парнишка на грани срыва. — А потом можно, наверное, и заключить мир. Пусть каждый идёт своим путём, не мешая другому, верно? А поголовного истребления… не надо, конечно же.

“Мне отмщение и Аз воздам”, припомнились слова.

И ещё: “Destraam et aedificabo”, на любимой звонкой латыни. Вот уж воистину “destruam”… Сколько крови понадобится, чтобы вразумить Умников! Сколько смертей, раз уж здесь у него нет иного оружия?

Noli me tangere, не тронь меня, и я тебя не трону… Умники нарушили эту заповедь. Как и все прочие. Не было такого закона, завета или же моральной нормы, которую они бы не отринули. Память отказывалась воспроизводить те жуткие картины, когда мятеж Умников ещё только начинался, и родители смотрели на невинные шалости детишек, не подозревая, что на следующий день семи— и восьмилетние сорванцы начнут резать мам и пап прямо в их собственных постелях.

“Nil admirari, prope res est una, Numici, Solaque, quae possit facere et servare beatum…”

Воистину в многой мудрости много печали. Точнее, даже не в мудрости, а в памяти. Простирающейся много дальше проклятого мятежа.

Твердислав молчал. Парень казался каким-то опустошённым, выгоревшим, точно та звонкая сила и ярость, переполнявшие его, только ступившего на эту землю, исчезли без следа. Скис? Так быстро? Неугомонный бунтарь, прорвавшийся к медицинскому комплексу и вытащивший свою девчонку? Не забыть запросить Алонсо — уж не выжила ли бедняжка чудом? После отбитых голой рукой плазменных зарядов поверишь и не в такое.

— Хорошо, — Исайя поднялся. — Тебе нужно расслабиться. Долечивайся и делай, что хочешь. Ходи, присматривайся… Думай. Уверен, в свой час ты поймёшь, что же именно хотел от тебя Всеотец и в чём будет состоять твоя миссия.

Твердислав последовал совету. Выпущенный из лечебницы, он обосновался в скромной, по здешним меркам, “конурке” невдалеке от апартаментов самого верховного координатора. Да, наверное, тот прав. Надо присмотреться и не лезть на рожон. Конечно, дома он бы немедля поднял Старший Десяток, и они устроили бы вылазку. Осторожно, прикрывая друг друга… совсем не так, как шли в Озёрную страну за злополучной Ведуньей. Но, поскольку здесь он один, придётся сработать за десятерых.

Он начал с долгих обходов. Поднимался на самый верх и спускался на самый низ. Очень хотелось разузнать, как там обстоят дела дома, что с Джей и остальными, — однако он старательно гнал эту мысль. Старая жизнь сгорела. Возврата к ней нет. Так сказал Всеотец.

Однако именно из-за Всеотца и начались первые неприятности

Заметно было, что Великого Духа призывают и поминают лишь сам Исайя да несколько особо приближённых к нему людей. Остальные же, если к кому и обращались за помощью, так к не совсем понятному чёрту. Твердислав решил выяснить, кто такой этот самый чёрт, чем знаменита его бабушка, почему, отказывая, собеседнику сулят “чёрта лысого”, и вообще приписывают этому существу, судя по всему, колоссальные магические возможности. При первом же случае, когда ему снова выпало поговорить с верховным координатором Исайей, он задал этот вопрос.

И вновь странно было видеть, как тот смутился.

— Это… гм… как бы тебе сказать… ну, dii minomm gentium, боги малых племён… Из прошлого, когда верили во всякую чушь… Не обращай внимания, Твердь.

— А почему не поминают Всеотца? — в упор спросил юноша.

— Именно потому, что не поминают, ты и находишься сейчас здесь, — серьёзно пояснил координатор. — Иссякла вера… нет её здесь больше. Вот Умники и берут верх. Пока что.

Твердислав кивнул. Однако тревога не пропала.

Исайя повнимательнее глянул ему в глаза.

— Понимаю, понимаю… О своих думаешь? Мол, как там Джейана, как клан? С кланом всё в порядке. Да и с Джей тоже. Жива, бегает. В клан, правда, не вернулась.

— Почему? — вырвался жадный вопрос.

— Наверное, поссорилась с этой, как её? — Фатимой, — предположил Исайя. — Не кручинься. Впрочем, я понимаю, naturam expelles furca, tamen usque re-curret. Подружку тебе надо.

Твердислав повесил голову. Стыд ожёг, словно удар бича. Молодое и сильное тело, несмотря на раны, требовало своего. Вот только все дни в этом мире он не видел ни единого молодого лица. Интересно, а куда деваются остальные ушедшие из кланов?

— Нет, — выдавил он. — Никого мне не нужно.

— Это почему же? — весело поднял взгляд Исайя.

— Слово дадено, — нехотя пояснил Твердислав. — Не надо нам об этом, а?

— Конечно, конечно, — охотно согласился верховный координатор. — Ты, я так понимаю, спрашивал про клан? Про кого именно? У меня есть информация. Я запрошу детали…

— Нет, — внезапно отказался юноша. С кровью на руках не возвращаются в клан. Даже в мыслях. А от крови странной девочки Аэ — пусть даже она и осталась жива! — ему не отмыться. Долго ещё не отмыться.

…Тот разговор кончился ничем. Собственно говоря, почти все разговоры здесь кончались ничем. Странно как-то получалось — здесь не поминают Великого Духа даже в мыслях, здесь — страшно подумать! — в него даже не верят, почти никто не верит, кроме небольшой лишь горсточки, а Он по- прежнему не отымает своей длани от лишившихся пути людей, подставляя избранных своих чад под когти, клыки и заклятия Ведунов…

…Город медленно умирал. Жизнь брезгливо поджимала ноги, забираясь повыше, к нарядным террасам, где скудно зеленела какая-то поросль, где мигали яркие огни, где обитатели некогда великой столицы земной расы старательно делали вид, будто ничего страшного не происходит.

Странно, но Умники, не оправдывая собственное имя, отнюдь не пытались перерезать пуповину трасс, что соединяли отчаянно цеплявшееся за центр воинство координатора Исайи со Звёздным Портом. Казалось, что Умников вообще не интересует ничего за пределами города. Твердислав осторожно поинтересовался у Конрада, и тот подтвердил, что да, во всех мирах сражения идут лишь за обладание городами. Окрестности, давно обезлюдевшие и позаброшенные, никого не занимали. Там войны не было — но лишь до того срока, как кто-то из горожан, отчаявшись дождаться конца этой бойни, бросал всё и уходил прочь из города. С неотвратимостью самой Смерти за ним являлись Умники, и человек исчезал навсегда. Укрыться, спастись, отсидеться не удалось ещё никому. И потому давно уже никто не пытался отыскать спасения в одиночку.

Магия не оживала. Твердь превратился в самого обыкновенного парня, без особых знаний и талантов, с одной лишь верой в Великого Духа… и Его же иссякшим даром. После некоторого размышления он не стал