:Я знаю.: — В мыслеречи слова выговаривались ловко и складно, куда лучше, чем запёкшимися, искусанными губами. — :Я знаю. Она мне сама сказала. Мол, сперва меня изгонят, а потом, после приговора…:

:И Учитель её не урезонивает…: — скорбно вздохнула Фай. — :Не знаю, что с ним сделалось… не знаю. Закон не блюдёт. Справедливость не справляет. Ходит и ходит по клану, с самого утра, как появился… ни на кого не взглянет, ни с кем, кроме Фатимы, и словом не перемолвится. Словно беда какая… хотя окрест магии не стало, куда уж больше! Только у нас пока заклятия и действуют. Середичи уже больных да раненых понесли. Йот Петера гонцы явились… А тебе я вот чего скажу — бежать надо. Учителю сейчас не до тебя… да, да, я сама всю ночь проревела, когда он от меня отмахнулся, слушать не стал. Так что ты уходи, не мешкай. Я к Джей-аниному шалашу ходила, но её саму не застала. Может, на охоте она была. Туда иди. Джейану найди. Без её магии Фатиму не угомонить. А ежели не угомонить… то, будь уверен, скоро она родовичей и смертью казнить начнёт.:

:Да как же… да что ж это…:

:Никто не знает, Дим. Никто. Не одна я так думаю, но все, с кем ни поговоришь, одно твердят: рухнуло всё, смешалось, перевернулось, куда ж Великий Учитель Исса глядит, почему непотребства Фатимы и её присных терпит?!.. И нет ответа. Что-то страшное, верно, стряслось. Такое страшное, что нам с тобой про такое лучше и не думать. О другом забота должна быть — чтобы в клане вновь мир и лад настали. И чтобы Фатима прежней стала. Её ж все любили, ту Фатиму…:

: И сейчас любят… те, кто её милостью тяжёлую работу на других свалил.:

:Отольётся нам ещё это! Ох, как отольётся! Запасов, считай, никаких. Я Учителю сказала, а он — ничего, мол, ничего, твоё дело — Великого Духа почитать и слушать, а уж он позаботится, чтобы Его верные слуги ни в чём недостатка не знали! Ох, ох, что-то не верится… Всеотец, Он, конечно, милостив, но что-то не припомню я еды, с неба падающей. Ну всё, управилась я. Теперь, если ничего не случится, завтра встанешь как новенький.:

:Слушай… а ты не боишься при этих такое говорить?: — спохватился вдруг Дим. Файлинь и бровью не повела:

:При этих? Нет. Им моего Неслышимого Слова вовек не переломить.:

И ушла. А Дим остался лежать, слушая собственное тело, радуясь мало-помалу отступающей слабости, и пока даже не думал, что станет делать завтра, в день, когда Фатима посулилась отправить его прямиком к Всеотцу.

Лысый Лес. Вот он, вечное пугало, всегдашний страх клана. Бу глядел на него равнодушно — пристально: верно, чему ему там удивляться. Джейана же, никогда не забредавшая дальше Пожарного Болота, невольно ожидала узреть нечто совершенно кошмарное, едва лишь ступив на край ведунских владений. Однако всё оказалось не так. Лес как лес. Такого уж особенного ничего и нету. Даже обидно.

Она уже собиралась двинуться дальше, когда Бу внезапно схватил её за предплечье — крепко, до боли.

И внезапно заговорил.

Неимоверно знакомым голосом.

Голосом, который, по мысли Джейаны, мог звучать сейчас только в чертогах Великого Духа.

“Не может быть! Это… это всё ведунские уловки!” — в отчаянии завопил рассудок.

— Тебе нельзя туда идти, — пристально глядя в глаза Ворожее, сказал человекозверь голосом мёртвого Буяна.

— Тебе нельзя. Я думал… я надеялся… — он произносил слова чисто, без всякого труда и совсем не походил на разомкнувшего уста впервые за много месяцев. — Думал, ты повернёшь. Если ты попадёшь на Змеиный Холм, с тобой сделают то же, что и со мной!

Великие Силы! О, Всеотец-Создатель, Великий Дух, защити и оборони! Буян! Буян во плоти и совсем даже не мёртвый!.. Так вот, значит, что с тобой случилось!.. Ставич и Стойко погибли, а тебя, несчастного, конечно же, скрутили и чарами превратили в это жуткое чудище! Понятно, почему ты готов драться и умирать за ламию… Наверное, она была единственной, с кем ты мог поговорить. Однако почему же молчал, почему не открылся нам с Твердиславом раньше?!

На миг, на краткий миг Джейана смогла заглянуть в сердце человекозверя, и… о, нет, нет, ей не открылись все глубины его памяти, просто она вдруг уверовала, что это — не ведунская подделка, а Буян, самый настоящий Буян, только изуродованный, изувеченный безумным колдовством.

И — не выдержала. Глаза защипало; Джейана вдруг всхлипнула и бросилась на шею Буяну, царапая щёки об острые края чешуйчатых грудных пластин. Громадная лапа, вооружённая смертоносными когтями, осторожно легла девушке на талию, несмело и бережно привлекая ещё ближе.

Обнялись, разрыдались, успокоились, вытерли слезы и замерли, глядя друг на друга.

Велик был соблазн тут же начать теребить и расспрашивать чудом обретённого сородича, однако Буян предостерегающе поднял руку.

— После, Джей, после. Не сейчас. Тебе надо повернуть. Что, если они схватят тебя и превратят в такое же чудище?

— Не превратят, — уверенно бросила Джейана. — Не чувствуешь — магии-то не осталось? Ни одно заклятие не действует. А сдается мне, что всё волшебство здесь, и у нас, и у Ведунов, — из одного источника. Так что я не боюсь. Да и потом, Бу… прости, уже привыкла так тебя звать, ничего? — потом, нам с тобой в лесу делать по большому счёту нечего. Только свои шкуры спасать. А я, я хочу дознаться. До всего, что здесь происходит. Кто украл Лиззи, с кем мы дрались на острове, кто и почему охотился за нами… Ты, наверное, тоже можешь немало мне рассказать! Но — всё это потом. Сперва — Ольтея.

Джейана не стала спрашивать беднягу, почему же он не открылся раньше. Кто бы ему поверил! Это ведь она только теперь, искупавшись в огненном горниле истинной Силы, может обходиться порой вообще без всякого волшебства. А явись такой зверёк к воротам клана, что бы с ним сделали? Ну вот то-то же.

После боя на Острове Магов с Джейаной случалось всякое, и она тоже становилась всякой. То, наслаждаясь в потоке Силы, она чувствовала себя завоевательницей, покорительницей, мстительницей, готовой ради власти схватиться с кем угодно и уже почти забывшей, кто такой Твердислав; то всё внезапно возвращалось, и она, стискивая зубы, убеждала себя, что осталось потерпеть совсем — совсем недолго и за ней тоже придёт Летучий Корабль, а потом они встретятся с Твердиславом и всё станет очень-очень хорошо…

Сейчас настало время как раз второго состояния. Собственно говоря, когда схлынуло опьянение, то, первое, помрачающее сознание, почти и не возвращалось. Но… но… как забыть упоение Силой, восторг обладания властью и мощью, превосходящие всякое воображение?..

Как бы то ни было, сидеть на месте нельзя. Нужно действовать. Но, быть может, сперва следовало бы справиться с Фатимой? Дим сказал, что в самом клане

магия ещё действует, Ключ — Камень не утратил силы. Тогда… тогда остаётся только свернуть зарвавшейся подруженьке шею. Или предложить сделать это Буяну, например.

Ой нет, нет, только не Буяну! Ему и без того несладко, не хватало ещё и собственных родовичей убивать. Нет. Верх надо взять самой, другими бойцами не прикрываясь. Тогда, и только тогда ты по праву вернёшь себе власть над кланом.

Но для этого нужна Сила. Истинная Сила, что покинула сейчас мир. Жалкие крохи остались в клане Твердиславичей. Зачем? Для чего? Уж не оттого ли, что кому-то нужно, чтобы Ключ-Камень в руках Фатимы смог бы всегда дать отпор ей, беглой Ворожее Джейане Неистовой?..

…Они долго простояли на краю Лысого Леса, пока Джейана наконец не убедила Бу.

— В крайнем случае на когти твои надеюсь, — мрачно пошутила она. — Если деваться станет некуда… убей меня, Бу, ладно? Не дай им взять меня живой!

Тот дёрнулся, с ужасом покосившись на Ворожею.

— Да ладно тебе. Не дойдёт до такого, я верю.

И они пошли дальше.

“Безумие, безумие, — твердила про себя девушка, пробираясь следом за Буяном извилистой полузаросшей тропкой. — Безумие”. Но в безумном положении, как говаривал Учитель, хороши только безумные шаги. Клану не выжить, если враг не перестанет быть чем-то неведомым, смутным, неуловимым;