и темные проемы в глинобитных лачугах. Он отчетливо ощущал сковывающее, сдавливающее грудь чувство ожидания выстрела. На пересечениях улиц он встречал Звягина; они молча кивали друг другу. Расслабленная походка ротного внушала уверенность. В то же время его показная смелость была сродни в чем-то безрассудству. Но Нестеров терпел мучительное ожидание, не смея высказать Звягину своих глупых и ненужных опасений.

Стало сумрачно. Высокие стены, ограничивающие улицу, заслоняли и без того скудный матовый свет. Раздражала тишина, глухая, могильная.

Даже Вартанян, идущий чуть позади и левее, молчал. Он двигался неровно, часто останавливался, менял темп и почти все время смотрел под ноги, словно что-то потерял.

Тихо было до тех пор, пока группы не вышли в центр кишлака, где возвышался трехэтажный дом, окруженный крепкими, очень высокими дувалами.

— Не могу понять… — сказал Звягин, оборачиваясь назад.

Он хотел закончить фразу, но не успел. Оглушительно прогремела пулеметная очередь. Пули впились в рыхлые стены дувалов. Нестеров почувствовал, как вздрогнули, напряглись идущие рядом с ним солдаты.

— Назад! — крикнул Звягин. — За дувалы!

Солдаты принялись отходить к укрытию. Кто-то уже залег и изготовился к бою. Все водили из стороны в сторону стволами, но никто не понимал, откуда по ним стреляли.

— Дверь! — вдруг крикнул один из солдат, тут же прижался щекой к прикладу автомата.

В проеме дувала, огораживающего трехэтажный дом, открылась маленькая тяжелая дверь — лишь на секунду. Покачиваясь, словно пьяная, на площадь вышла женщина. Уродливая, с безумным лицом, на котором не было уже ничего человеческого, она медленно ступала босыми ногами по грязи и, казалось, едва держалась, чтобы не упасть.

— Не стрелять! — Звягин и Нестеров крикнули почти одновременно.

Повисла жуткая тишина.

— Что за ерунда? — пробормотал Звягин. — Парламентера выслали?

— Это… Это предупреждение, — прошептал Нестеров. — Сейчас…

Женщина сделала пять-шесть нетвердых шагов, потопталась на месте и вдруг дико, по-звериному завыла. Она оторвала руки от груди и подняла их вверх. В эту же секунду прозвучала короткая пулеметная очередь. Нестеров почувствовал, как за его спиной залязгали автоматы. Звягин подался вперед, глаза его были широко раскрыты.

— Только, пожалуйста, без комментариев! — хрипло сказал он. — Мы ничем не могли ей помочь!

Женщина сжалась в комок, схватилась за живот обеими руками, упала в грязь на колени. По длинной юбке быстро расползалось темное пятно. Женщина наклонилась в сторону и машинально выставила вперед руку. Из-за дувала снова ударила очередь. Казалось, что афганку сбил мчащийся на скорости автомобиль. Ее отбросило в сторону, в черную жижу у самого дувала.

Нестеров внешне сохранял спокойствие, лишь нервно сжимал цевье автомата. Звягин сжал зубы так, что вздулись вены на шее.

— Это она? — процедил он.

— Кто — она?

— Жена этого… вашего афганца?

— Пардон, не разглядел… Они все на одно лицо…

— Это они нам на одно лицо…

— А потом скажут, что это мы ее зафуярили! — донесся со стороны голос Вартаняна.

— Не в первый раз, — выдавил Звягин. — Что будем делать, Нестеров? Тут либо стрелять, либо не стрелять…

— Не знаю. Сам думай. Ты командир.

— А ты?

Нестеров не ответил, отвернулся, посмотрел на солдат — хотел что-то сказать.

Дувал молчал.

— Так, — покусывая кончики усов, произнес Звягин. — Нас убедили в том, что мы вляпались… Господи, и мне это надо? Эти кишлаки, эти склады, эта гребаная страна?

— Слышишь?.. — Нестеров приподнял голову и замер.

Над дувалом повис едва различимый звук. Он чем-то напоминал протяжное хоровое пение. Затихая, усиливаясь, он постепенно становился все более четким, более выразительным и громким; проступали отдельные голоса, тянувшие свои ноты почти беспрерывно, — низкие, волнообразные, они вдруг поднимались резко вверх, до сверлящей слух ноты.

— Это женщины, — прошептал Нестеров. — Красиво поют.

Звягин повесил автомат на плечо и, глядя на дувал, словно гипнотизируя его, медленно сказал:

— Они дадут нам спокойно уйти и стрелять больше не будут. Но если мы уйдем — значит, проиграли. Они идут на все, чтобы сохранить склад.

— Свяжись с Воблиным, пусть он принимает решение.

— Воблин ничего не решит. Он свяжется с командиром полка. А тот, сидя под маскировочной сеткой командного пункта и попивая водочку, обложит его матом и прикажет начальнику артиллерии разъепать кишлак из гаубиц. Нам останется только свалить тела женщин в кучу и поджечь их. Ты любишь сжигать трупы, Нестеров?

— Обожаю… Давай команду отходить, командир!

— Ты хочешь, чтобы меня потом по стене размазали в кабинете командира полка?

— Тогда давай команду стрелять. Только учти — я тебе не смогу помочь, у меня почему-то автомат заклинило.

— Врешь ты все, Нестеров. Все у тебя стреляет… Вы с Ашотом все дерьмо на меня свалить хотите… Бля, заменюсь — уволюсь из армии… Радист! Ко мне!

Звягин вышел на связь с Воблиным и рассказал ему о том, что произошло на площади. Начальник штаба долго молчал. Он думал о том, что Звягин, скотина такая, переложил решение проблемы со своих плеч на его плечи, и теперь Воблину надо было придумать, как перефутболить ответственность с себя куда-нибудь дальше.

— А если разбить дувалы ручными гранатами? — размышлял он вслух. — Женщины разбегутся, и мы возьмем «духов» в кольцо.

— Вы бы пришли сюда и показали, как это делается на практике, — посоветовал Звягин.

— Не умничай, ротный! Умный стал очень… Думаешь, что ты один такой страдалец? Мне тоже геморрой не нужен. Просто на войне каждый должен выполнять свои обязанности. Ты, как командир роты, должен принять решение на своем участке.

— В таком случае я принимаю решение отходить.

— Я тебе сейчас отойду! Я тебе так отойду, что мало не покажется! Ты должен выполнить боевую задачу и завладеть оружием противника! Дай целеуказания артиллерии, пусть накроют позиции противника огнем.

— Повторяю: на позициях противника — женщины. Артиллерия исключается.

— Бля, какие у меня тупые подчиненные попались! Придумать ничего не могут. Сейчас я свяжусь с афганцами, пусть подгоняют к вам танк. Будем таранить дувал.

Не прошло и пяти минут, как на улочке, ведущей к площади, показалась тяжелая боевая машина. Из люка механика-водителя торчала голова молодого усатого афганца. Он улыбнулся, показал на секунду ослепительно белые зубы и кивнул офицерам.

— Пригнали слона, чтобы навел порядок в посудной лавке, — произнес Звягин. — Эх, сейчас начнет наматывать кишки на траки… Нестеров! Будь готов атаковать дом, как только рухнет дувал.

— Всегда готов.

— Только умоляю — береги бойцов.

— Хрен с ними…

— С кем — с ними?

— Не цепляйся к словам. Все ты понимаешь.