Монаха, а попал почему-то по стеклу мерса. Стекло выдержало, набитый кулак – тоже. Монах с пьяным воплем выпустил впавшего в оцепенение гуляку, споткнулся о него и, падая, боднул застеновского телохранителя в переносицу. Боднул и рухнул на него, придавив к земле. Высший пилотаж!
Тут боевая натура водителя не выдержала, он распахнул дверцу… внезапно замолчавший Уж рубанул его по горлу.
– Извини, земляк, – сказал Монах совершенно ошалевшему гуляке. – Обознался. На, опохмелись! – сунул ему стольник и прыгнул в машину.
– А если он в самом деле захочет уехать? – спросил Фома. – Неужели вы его отпустите, Николай Григорьевич?
– Не болтай глупостей! – отрезал Хлебалов. – Сначала надо вымести все лишнее из его башки. Приедет Юматов – пусть думает. Они с Венькой слишком беспокоятся о мальчишке!
– А вы, Николай Григорьевич?
– Я? – Хлебалов хохотнул. – Я, Фома, слишком многого достиг, чтобы беспокоиться о ком-то. Парень пока мне нужен. И в будущем тоже может быть полезен. Свой человек за бугром, преданный и понимающий в тамошних законах дорого стоит.
– Дороже тех миллионов?
Хлебалов хмыкнул.
– Бывает, что и дороже.
– А по мне, – сказал Фома, – я бы подключил наших психиатров – и через месяц у нас был бы вежливый и покладистый мальчик.
Тут Фома вздохнул.
– Мысль верная, – согласился Хлебалов и посоветовал: – Скажи об этом Застенову.
– Застенов – грубый и несдержанный мужчина.
– Вот это точно! – Хлебалов расхохотался. – И гомиков на дух не переносит.
– Я не гомосексуалист, – обиженно произнес Фома. – Я бисексуал!
– Да мне насрать, – грубо сказал Хлебалов. – Лишь бы ты не ленился и шесток свой знал. Намек понял?
– Понял, – пробормотал Фома. – Сурьин звонил.
– Ну? Что ж ты молчишь, дурень! – рявкнул Хлебалов. – Что?
– Он согласен. Деньги переведет, как только получит девчонку.
– Отлично! – Хлебалов хлопнул секретаря по плечу. – Но расклад будет другой. Пусть переведет половину, потом девчонка, потом – вторая половина.
– А если не согласится?
– Согласится. Один контрольный пакет Речбанка потянет больше. А соплячка – это не только банк, но и весь концерн. Какой был бы для нас вариант! – Хлебалов вздохнул. – А «Речтранспорт»? «Речтранспорт» да моя «рыбинспекция» – и вся Юрь у меня в кармане! Ах Медведев, ах сука, какой вариант погубил! – Хлебалов сокрушенно покачал головой. – От Филина ничего?
– Пока нет.
– Все, свободен.
Фома вышел, а Хлебалов занялся бумагами…
Алеша еще некоторое время наблюдал за ним, потом воткнул на место затычку и двинулся дальше.
На первый «глазок» Шелехов наткнулся случайно: зацепился рукавом за ржавый гвоздь – и нечаянно вывернул пробку, закрывавшую дырку в стене. Заинтересовался, посветил фонариком, ткнул пальцем – и разорвал обои, которые наклеили при ремонте, не ведая о потайном отверстии. Обнаружив первый «глазок», Алексей принялся за поиски других – и преуспел. Смотровыми дырками были «оборудованы» далеко не все комнаты. Так что с кабинетом Хлебалова Алеше просто повезло. Еще в кабинете имелся точно такой же лаз в потайной ход, как в Алешиной комнате. С той разницей, что рядом с комнатой, в которую был «заточен» Шелехов, имелся рычаг, отпиравший тайную дверь из тоннеля (перед тем, как отправиться в путешествие, Алексей убедился, что механизм исправен), а здесь такой рычаг был срезан, а на кирпичной кладке остался черный след газового резака. Возможно, существовал какой-то другой способ попасть в кабинет из потайного хода, но искать Алеша не стал: слишком долго и рискованно.
Подслушанный разговор Хлебалова с секретарем Алеше Шелехову совсем не понравился. Особенно та часть его, которая касалась психиатров. Но в некотором смысле ему даже стало легче. Все-таки он много лет считал Хлебалова другом отца, своим опекуном и человеком, которому можно верить безоговорочно. Вдобавок – чувство признательности к тому, кто оказался рядом, поддержал и направил мальчишку, в одночасье потерявшего обоих родителей, беспомощного в злом и непонятном мире… Пожалуй, еще несколько дней назад Николай Григорьевич значил для Алеши больше, чем отец и мать, которых он потерял много лет назад. И некая доля этой значимости и признательности все еще осталась. Но повиноваться опекуну Шелехов больше не собирался. Тем более, если он все-таки причастен к смерти его родителей… Ну если так, тогда долг Алексея – восстановить справедливость. Алеша не умел мстить и понимал это. Но если потребуется, он научится. Он всему научится, учиться он умеет.
– Ах, мать твою!.. – Застенов выразил свои чувства сочно и витиевато. – Что уставилась, оденься! – сердито бросил он подружке, с испугом взиравшей на побитых бодигардов. Бодигарды, впрочем, были слишком опечалены нежданным побитием, чтобы любоваться Нинкиными формами и изгибами.
– Ну, из города они хрен выедут! – оправдываясь, заявил Вася. Голос его был гнусав, нос распух, а под глазами уже набухли кровоподтеки. – Вернем твою тачку!
– Да хрен с ней, с тачкой! – рявкнул Застенов. – Это ж борзость какая! Одно я не могу понять, – произнес он, натягивая штаны.
– Ну? – в один голос поинтересовались бодигарды.
– Вы же их видели. Почему вас, безголовых, не мочканули?
«Безголовые» мрачно молчали. Ни хрена они не видели, честно говоря. Алкаши и алкаши. Кто ж знал?
Внизу длинно и пронзительно взвыла сирена.
– Мишка прибыл, – сообщил, выглянув в окно, Вася.
– А то я не понял, – буркнул Стена. – Весь дом уже понял, что Мишка прибыл. Вот он бы не лопухнулся, как вы, придурки!
«Придурки» вновь промолчали, хотя взгляды их выразили сомнение в правоте шефа.
Вася в очередной раз осторожно потрогал нос.
– Сломал, гад, – прогундосил он. – Найду, бля…
– Ничего, – перебил его Веня. – Заживет. К доктору оба, шагом марш!
– А ты? – спросил Вася. – А если тебя, ну, это…
– Если «ну, это», – передразнил Стена, – то мы, «это, ну» без вас, долболобов, управимся. Свободны!
– Куда? – спросил Миша, когда озабоченный Застенов сел в машину.
– К хозяину, – ответил Веня. – Есть мнение, что машина – отвлекающий маневр.
– Ты – начальник, ты думай, – дипломатично ответил Миша.
Алеша вернулся к себе, если называть «своим» безоконный бункерок, в который его поместили.
На экране телевизора негра сменил белый. Такой же флегматичный, только «шланг» покороче, дюймов пятнадцать.
Не похоже, что отсутствие Алеши было замечено.
Шелехов сел на кровать и задумался.
Вариантов было два.
Первый: ждать и собирать сведения.
Второй: быстренько покинуть гостеприимный дом, благо, сеть междустенных коммуникаций имела аж два незарегистрированных выхода. Один из них был заделан наглухо. На втором присутствовал замок, но изнутри он открывался не ключом, а легким движением пальцев.
