жизнь.

Он протянул Томашу заполненный чек. Сумма, старательно выведенная синей ручкой, была с пятью нулями. Пятьсот тысяч долларов.

Они разошлись не прощаясь.

Слева проплывал неоклассический фасад нарядного, осанистого, самого имперского из всех музеев — Британского. Громадное черное такси наконец миновало узкую, забитую машинами Грейт-Рассел-стрит и свернуло на угол Монтегю. Маргарита прижалась носом к окну, оставляя на стекле влажные следы. На девочке был смешной синий берет, чтобы скрыть лысую голову, но ее это не смущало; она была поглощена грандиозным спектаклем, разыгравшимся прямо на улицах. Пришельцам с юга этот странный, выдержанный в серо-белых тонах город казался экзотическим. В его ровных автострадах, элегантных зданиях, аккуратно подстриженных деревьях и прохожих в одинаковых плащах, под унылыми зонтами было что-то от больничного порядка.

С неба сыпалась мелкая дождевая крупа. Томаш вышел из такси и поднял голову, чтобы рассмотреть выросшее перед ним здание. Детская онкологическая клиника на Рассел-сквер оказалась комплексом из семи многоподъездных четырехэтажных зданий. Маргарита самостоятельно выбралась из машины, Констанса держала дочку за руку, пока муж расплачивался с таксистом и доставал из багажника чемоданы. Девушка за стойкой регистратуры нашла в компьютере бронь для пациентки из Лиссабона и принялась под диктовку Констансы заполнять медицинскую карту. Томашу дали подписать формуляр «Undertaking рау», «Предоплата», чек на сумму в сорок пять тысяч долларов.

— Если этой суммы окажется недостаточно, вам придется доплатить разницу, — с профессиональным бесстрастием сообщила сотрудница страховой службы. — Ясно?

— Да.

— Через три дня после выписки вам придет счет для окончательной оплаты. Его необходимо будет погасить в течение двадцати восьми дней.

Покончив с формальностями, регистратор тоном сотрудницы дорогого отеля объяснила гостям, как разыскать отделение и палату, в которую должны были поместить Маргариту. Семья поднялась на второй этаж; из маленького атриума расходились в разные стороны три коридора; тот, что вел в новое отделение, назывался Грэйл-Уорд. Томаш не смог сдержать грустной улыбки: и здесь Грааль, чаша, в которую собрали священную кровь Христову, залог спасения человечества; подходящее название для отделения гематологии, обнадеживающее, подумал Норонья. В коридоре было безлюдно и тихо, здесь размещались палаты для больных. Дежурная медсестра проводила в отведенную девочке комнату. В ней было две кровати: одна для ребенка, другая для матери, между ними помещался столик, на котором в большой вазе красовался букет нежно-лиловых цветов с покрытыми капельками росы лепестками.

— Что это, мама? — спросила Маргарита, с любопытством разглядывая цветы.

— Фиалки.

— Лекажи истоию, — потребовала малышка, с ногами забираясь на кровать и готовясь слушать.

Томаш поставил чемоданы в угол и сел подле дочки.

— Жила-была прекрасная девушка по имени Ио. Она была так хороша, что Зевс, царь греческих богов, влюбился в нее. Жене Зевса Гере это не понравилось, она стала ревновать, и прямо спросила у мужа, кто такая эта Ио. Зевс сказал, что не знает девушки с таким именем и, чтобы скрыть правду, превратил красавицу в поле удивительно красивых лиловых фиалок. Но Гера не успокоилась и послала быков вытоптать поле. Ио в отчаянии бросилась в море, которое в ее честь назвали Ионическим. Гера взяла с красавицы слово, что она больше не станет видеться с Зевсом, и вернула ей человеческий облик.

— А, — протянула Маргарита. — А то знатят цветы?

— Слово «фиалка» происходит от имени Ио. А цветы означают невинность.

— Потему?

— Потому что Ио была невинна. В том, что бедняжка приглянулась Зевсу, ее вины не было, понимаешь?

— Хум-хум, — хмыкнула Маргарита, старательно кивая головой.

В палату зашла медсестра с опросным листом. Это была женщина средних лет с гладко зачесанными волосами, в светло-голубом медицинском комбинезоне. Ее имя было Маргарет, но она представилась как Мэгги. Усевшись на стул у кровати Маргариты, медсестра расспросила родителей о самочувствии девочки, ее привычках и гастрономических предпочтениях; потом Маргариту взвесили, измерили ей температуру и давление, взяли на анализ мочу, слюну и сопли.

Родители принялись разбирать чемоданы. У Маргариты вещей было совсем немного: пара блузок, свитер, брюки, юбка, две пижамки и несколько смен нижнего белья. Туалетные принадлежности разместили в ванной, на полочке под зеркалом. В шкафу нашлось место и для вещей Констансы: ей предстояло провести в палате две ночи перед операцией.

В дверь заглянул человек в белом халате и, спросив разрешения, вошел.

— Hello! — поздоровался он, пожимая супругам руки. — Меня зовут доктор Стивен Пенроуз, я буду оперировать вашу девочку.

Маргарите предстояли новые обследования. Доктор Пенроуз велел медсестре сделать повторную миелограмму, чтобы сравнить ее результаты с показателями, полученными из Лиссабона. Мэгги взяла девочку за руку, Констанса хотела пойти с ними, но доктор удержал ее, мягко тронув за локоть.

— Сейчас самое подходящее время, чтобы поговорить о том, что нам предстоит, — сказал он. — Мы собираемся удалить пораженные клетки и заменить их здоровыми. Костный мозг будет забран у генетически подходящего донора, одного парня, который решил подзаработать. — Пенроуз усмехнулся. — Скажу откровенно, мне не приходилось сидеть с ним в пабе. Я видел только его медицинскую карту.

— А вы уверены, что его костный мозг на сто процентов подойдет?

— Да. Мы заменим разрушенный костный мозг вашей дочери здоровым. Этот процесс напоминает переливание крови. Новый мозг начнет вырабатывать клетки, которые мы называем прогениторами, и кровообращение постепенно восстановится.

— Неужели все так просто?

— Операция в принципе очень проста, зато сам процесс чрезвычайно сложен и опасен. Новый мозг должен прижиться в течение приблизительно двух недель, и этот период критический. — Врач слегка повысил голос, чтобы подчеркнуть важность сказанного. — В это время ни белые, ни красные кровяные тельца не будут вырабатываться в крови Маргариты в должном количестве. Это означает, что она станет как никогда уязвимой для бактерий и вирусов. Ее организм не сможет защититься от заражения, а потому мы поместим девочку в стерильный бокс. Это все, что можно сделать.

— А если она все-таки подхватит инфекцию?

— Ее организм не сможет ей противостоять.

— Что это значит?

— Это значит, что она может погибнуть.

Томаш и Констанса почувствовали, как на их плечи вновь опускается невыносимо тяжелая ноша. В Лиссабоне родителям рассказали о предстоящей операции, но никто не предупредил их, что лечение может оказаться опаснее самой болезни.

— Есть и хорошие новости, — поспешил успокоить врач, заметив, что родители совсем пали духом. — Как только минует критический период, костный мозг Маргариты начнет производить кровяные тельца в положенном объеме и победит лейкемию. Правда, соблюдать осторожность придется еще долго.

Томаш и Констанса чувствовали себя, словно на американских горках: только что их вагончик с чудовищной скоростью рухнул в бездну, и вот его стремительно несла вверх новая надежда, — возможно, лишь для того, чтобы у самой вершины вновь сбросить в пропасть.