Не произнеся больше ни слова, он повел ее по каменному пассажу, стены которого были расписаны чудесными, голубоватых тонов, фресками, открыл литые чугунные ворота и вывел ее в усыпанный галькой двор главного здания. Здесь было тихо – два высоких дерева отбрасывали пышную тень, а в середине журчал фонтан. Дом представлял собой серое каменное прямоугольное здание, со множеством французских веранд, выходящих во внутренний двор.
– Здесь вы будете жить, – объявил Мигель, провожая ее в западное крыло.
Войдя внутрь, Патриция обнаружила, что Таксомотор и Феба уже спят на старинном ложе, покоящемся на четырех массивных ножках.
– Тсс! – Патриция поднесла палец к губам. Затем расстегнула молнию на одной из дорожных сумок и протянула Мигелю маленький сверток в подарочной бумаге. – Так, просто книжица, – сказала она, – на память о разговорах, которые мы вели на ферме.
– Как мне забыть о них! – без улыбки откликнулся Мигель. Затем указал на изящный томик, лежащий на ночном столике у старинного ложа. – Я тоже приготовил для вас кое-какое чтение.
Патриция взяла книжку в руки.
– «Метод уравнивания шансов», – прочитала она по-французски. – Ну, что ж… Французский я немного подзабыла, но постараюсь вспомнить.
– Автор книги оказался парализован на обе ноги, и ему пришлось заново открывать для себя верховую езду. Отец заставил меня прочесть эту книгу еще в больнице.
– Ах да, кстати, как себя чувствует ваш отец?
– Так, как и следовало ожидать. Он по распоряжению врачей прикован к постели, но с нетерпением ждет встречи с вами. Не хотите ли поздороваться с ним прямо сейчас?
Патриция последовала за Мигелем в глубь дома. Они прошли узким коридором и очутились в низком каменном портале с массивной дверью, оказавшейся полураскрытою.
Пауло был не в постели. Он сидел за большим резным деревянным столом в белом мавританском халате, подпоясанном алым кушаком.
– Отец, ты ведь помнишь мисс Деннисон?
Пауло поднялся с места, в глазах у него вспыхнули огоньки.
– Ну, конечно, помню. – Подавшись вперед, он шутливо погрозил ей пальцем. – Вы выцыганили у меня двух моих самых лучших коней. И сын очень рассердился на меня за это.
Патриция вопросительно посмотрела на Мигеля, а тот стоял с улыбкой на губах.
– Но почему рассердился? Мигель подмигнул.
– Мне стало противно, что два наших лучших коня отправятся за океан к какой-нибудь богатой американской толстухе.
Патриция рассмеялась.
– Ну, Ультимато, по крайней мере, вам удалось вернуть.
Ей было легко в компании отца и сына.
– Садитесь же, садитесь! – Пауло обеими руками указал на кресло прямо перед собой. – Надеюсь, Мигель позаботился о том, чтобы вам было хорошо.
– Позаботился. Обо всех нас.
– Обо всех?
– Обо мне, о моей собаке и о кошке.
– Ах, вот как! Собака и кошка. Что ж, это создает необходимый баланс. Собака вас обожает, а кошка унижает.
– Боюсь, что с балансом тут слабовато. Моя кошка тоже обожает меня.
Пауло рассмеялся, но его смех сразу же перешел в приступ кашля.
– Отец, тебе лучше лечь. Пауло прокашлялся.
– Я никогда не принимаю молодых дам, лежа в постели.
– Если только они не готовы к тебе присоединиться, – поддразнил Мигель.
Пауло подмигнул Патриции.
– Ездить верхом мне не позволяют, в кресле сидеть не позволяют. Требуют, чтобы я пребывал в горизонтальном положении – и тренировался, прежде чем лечь в могилу.
Патриция краешком глаза увидела, с какой заботой смотрит Мигель на отца.
– Ты проживешь еще очень долго, – сказал Мигель.
– Надеюсь, что так, потому что мне еще много чего предстоит сделать, – хмыкнул Пауло. – Пока я лежу неподвижно, граф фон Штейнбрехт внушает всем и каждому, что его солдафонские замашки – это истинное искусство верховой езды. – И туг же громогласно объявил: – Венская школа верховой езды – это сплошное надувательство!
Патриция удивленно подняла брови.
– А разве она не слывет самым изысканным и безупречным заведением во всем мире?
– Патриция, – мягко возразил Пауло, артикулируя ее имя точь-в-точь так же, как его сын, – классическая школа заключается в том, чтобы научить лошадей плясать – легко, грациозно и красиво. – Его