перчатки. Здесь же лежала записка: «Эти вещи мне вернула Анна. Она сказала, что они принадлежат тебе, но не советует тебе их одевать, так как в них долгое время ходила некая Лариса Игудина… А от себя хочу сообщить, что твоя коллекция не сгорела, сгорели лишь сундуки, а все платья ждут тебя в надежном месте. Просто один преданный тебе человек успел вовремя сориентироваться и вместе с известным тебе Фабианом спасти все платья… Он передает тебе привет и свои извинения… Просто на него сильно подействовала русская водка… Позвони по известному тебе телефону, и я перешлю все (41!) платья с оказией… Костров- Альтшулер».

– Мои платья… Игорь, мои платья не сгорели! – Она не верила своим глазам. – Ну что ты так на меня смотришь? У тебя что, еще есть письма?

– Да нет… Просто мне не верится, что мы с тобой вместе… Как странно все… Это я еще не рассказал о том, как наехал на твоего отца в Москве…

Они говорили и говорили и, казалось, время остановилось. За окнами шумел сад, в открытое окно врывался влажный прохладный ветер…

– Валентина, ты ничего не слышишь? – Они сидели на кровати, прижавшись друг к другу, и руки их были сплетены.

– Слышу… Я слышу гул электрички… И он волнует меня… Я знаю, что здесь нет никаких электричек, что это просто шумит листва, но мне кажется, что мы с тобой мчимся в метро под землей в гостиницу… Боже, как же нам тогда было хорошо…

Он обнял ее и поцеловал в губы, потом еще и еще раз…

– Подожди, мне надо тебе что-то сказать… – Она, тяжело дыша от охватившего ее волнения и возбуждения, снова отстранилась от него, как тогда, на лестнице, когда только увидела, но тут же прижалась к нему снова. Она говорила, уткнувшись ему в плечо. Плакала и говорила. – Я очень изменилась за это время, Игорь… Я многое поняла. Пойми и ты меня… Быть может, в таких ситуациях не принято говорить о серьезном, но я хочу, чтобы ты знал… Я многое передумала за то время, что мы не виделись с тобой… Понимаешь, моя мать жила всегда для отца, это считалось в порядке вещей… И Костров тоже считал, что я буду жить для него… Но я буду жить так, как живешь сейчас ты… Как может и должен жить любой человек… Словом, ты должен знать, что я не вернусь в Москву… Никогда.

Валентина зажмурилась, ожидая взрыва. Она знала, какими бывают мужчины, когда с ними поступают не так, как бы они хотели.

Когда ущемляют их мужское достоинство.

Игорь взял ее лицо в свои руки и внимательно посмотрел ей в глаза:

– Что ты этим хочешь сказать?

Она почувствовала, как он весь напрягся, ожидая услышать от нее самое худшее.

– У тебя есть кто-то другой?

– Нет, я люблю только тебя, но кроме тебя есть еще и я… И у меня есть дело. Эмма поможет мне открыть ателье или стать настоящим профессиональным модельером… Пойми, я мечтала об этом всю жизнь, и теперь, когда у меня есть шанс, я должна его использовать… Я понимаю, конечно, что у тебя в Москве фирма, что ты занятой человек… Но я создана для большего, чем варить суп и стирать пеленки… Это не означает, что я не хочу детей, я хочу, и они у меня будут… Но я не вернусь в Москву… – она говорила, глотая слезы, и мысленно прощалась с Невским. Валентина разрывалась между своим будущим, о котором мечтала еще будучи девочкой, и мужчиной, которого желала больше всего на свете… Она запуталась, ей было страшно и больно при мысли, что ее не поймут, что она вновь останется одна… – Господи, как бы мне хотелось, чтобы ты понял меня…

И вдруг она к своему ужасу поняла, что Игорь не слышит ее, что его мысли сейчас заняты только одним: как бы поскорее снять с нее рубашку и самому освободиться от одежды. «Он мужчина, и устроен иначе… Он не слышит меня, а слушает только свое тело, свои желания…» И тут же: «Но ведь это и мое желание…» Она закрыла глаза и почувствовала на своей спине его руки, и сразу же все приобрело другой смысл или наоборот – все лишилось всякого смысла. Она только чувствовала обжигающее ее тело мужчины, его жаркие прикосновения, его нежные и страстные поцелуи и те движения, которые доставляли ей неслыханное наслаждение… И ей уже было все равно, где этот мужчина будет владеть ею – в Париже ли, Москве… Валентина принадлежала ему, она уже не принадлежала себе…

И только под утро, изнемогая от усталости и счастья, нежась в руках засыпающего Невского, она вдруг услышала:

– Знаешь, ты права… тебе нечего делать в Москве…

Она мгновенно распахнула глаза: что Игорь хочет этим сказать? Он уедет и оставит ее здесь? Весь ее любовный хмель выветрился…

– Нет, правда, – он, обеими руками обхватив ее и прижав к себе, зашептал ей в самое ухо: – Ты действительно должна остаться здесь… но только со мной… И я сделаю все, чтобы так оно и случилось… Я смогу… Больше того, мы с Родиковым тебе поможем… Если тебе здесь будет хорошо, значит, хорошо будет и мне… Ты выйдешь за меня замуж, но если захочешь, сможешь оставить свою фамилию…

Но этот вопрос сейчас волновал ее меньше всего. Она поняла главное: он переедет в Париж, и он, Игорь Невский, сделает все, чтобы они были вместе…