Валентине казалось, что она спит и видит сон.
Когда же Эмма Латинская во всеуслышание объявила, что ее поездка в Цюрих была связана с открытием счета на имя своего мужа, Бориса Захарова, и покупкой там дома, разволновался и сам Борис. Он смотрел то на Бланш, то на Эмму и никак не мог взять в толк, за что ему свалилось такое счастье, о чем он не преминул спросить и свою благодетельницу.
– Я очень стара, Борис, у меня много денег и нет семьи, о которой мечтает каждый нормальный человек… Уж не знаю, почему я выбрала именно тебя, но ведь выбрала… А твоя Бланш оказалась настолько умна, что не стала препятствовать тебе в этом сумасшедшем браке… Я – русская, ты – русский… Просто мне бы хотелось слышать каждый день в своем доме русскую речь и, возможно, детские голоса… Да, это блажь, каприз, это попытка реанимировать хотя бы в этом доме русское начало… И очень хорошо, что у тебя есть такая красивая и совсем молодая дочь, которой я могу еще чем-то помочь… Я прожила долгую и счастливую жизнь, но мне бы не хотелось до самой смерти только и делать, что смотреть в окно и ограничиваться обществом Пат… А рядом с вами я еще поживу, порадуюсь за вас… Вот в принципе и вся тайна моего решения выйти за тебя замуж…
Бланш, слушая Эмму, подумала о том, что это, конечно, маразм, но маразм созидательный, и даже улыбнулась жене своего «мужа». «В принципе каждый сходит с ума по-своему…»
Валентина же, с трудом осознавая все происходящее, смотрела на Эмму, закутанную в красную шаль, и пыталась представить ее молодой…
«А может, папа просто похож на ее первую любовь?» – подумала она и улыбнулась этой мысли.
Ночью в спальню Валентины кто-то постучал.
– Кто это? – спросила она сквозь сон.
– Валя, это я, твой папа…
Она поднялась, открыла дверь и впустила Бориса. Он был в пижаме и бесшумных войлочных туфлях: смешной и домашний.
– К тебе пришли…
– Ко мне? Но кто?
– Один человек…
– Папа, по-моему, ты слишком много выпил: у меня нет в Париже знакомых…
– Есть… Это я сообщил ему адрес, и теперь он ждет тебя внизу… Пат открыла ему ворота…
– Ты скажи сначала, кто это?
– Не могу… Я дал слово. Ты должна его увидеть…
Валентина, накинув халат, выбежала из спальни: только одного человека она хотела видеть всегда.
– Невский! – крикнула она уже на лестнице. – Игорь, это ты?
Он подхватил ее на руки и прижал к себе:
– Валентина! – Он целовал ее щеки, глаза и чуть не раздавил Валентину в своих объятиях.
Наконец она отстранилась от него, но потом взяла за руку и привела в спальню, чтобы никто не помешал их разговору:
– Слушай, Невский, ты почему тогда не спустился ко мне? Я прождала тебя целых три часа?! – Она казалась разъяренной.
– Я потом все объясню…
– Ну уж нет, объясняй сейчас…
– Анна заперла меня в квартире, она врезала новые замки… Я потом тебе объясню! все подробно, а сначала я хотел бы передать тебе кое-что… – Он достал из кармана плаща большой конверт и протянул его Валентине.
– Что это? От кого?
– Прочитай, тогда и узнаешь…
Она распечатала конверт и оттуда выпало несколько снимков, при виде которых она покраснела.
– Что это такое? Кто меня снимал?
– Успокойся, это Саша Родиков… А на словах он просил передать тебе, что у него таких фотографий целая коллекция и что он почти в тебя влюблен… Бывает же такое…
Она облегченно вздохнула, но тут же, вспомнив про СВОЮ коллекцию, нахмурила брови.
– А вся моя коллекция сгорела… Ее сожгла твоя жена… Она сама сказала мне об этом по телефону…
– Она и мне рассказала…
– Ты виделся с ней?
– Мой адвокат занимается разводом… Да, я виделся с ней, мне необходимо было все узнать… И она мне с какой-то болезненной радостью рассказала обо всем, что предпринимала против нас… Ты представить себе не можешь, с каким наслаждением она показывала мне твои фотографии, над которым потрудился ее знакомый гример из театра, создавая из Игудиной твою копию, чтобы сбить с толку Пасечника и Фабиана… Как они с ней перехватывали письма – твои и твоего отца, – как отмечали свой триумф, как веселились… Больше того, я тебе скажу, в твоем костюме расхаживала по Москве и еще одна девица, какая-то Маша, подруга Игудиной, которую Лариса в самом начале этой авантюры выдавала за тебя. Потом, когда Анна каким-то образом узнала о тебе – скорее всего, ей все же удалось вывести на чистую воду Ларису, – эта же Маша приходила к тебе под видом самой Анны, якобы МОЕЙ жены, ожидающей ребенка… Короче, Анна, Лариса и ее подруга Маша – все трое чуть было не сломали тебе жизнь… И все это из-за меня…
– Но как же мог Пасечник не понять, что ему вместо меня подсунули совершенно другую девушку? Он что же, был настолько пьян? Но ведь когда-то он был и трезв…
– Говорю же, Анна наняла хорошего гримера, который с твоих фотографий буквально вылепил на Игудиной ТВОЕ лицо…
– Но что я сделала этой Игудиной, чтобы она так поступила со мной и папой?
– Абсолютно ничего. Она работала за деньги. Так же, как и Маша, она, кстати, тоже работает горничной в той самой гостинице, где мы с тобой останавливались… А первой меня там с тобой в гостинице увидела Лариса и сразу же воспользовалась случаем насолить моей бывшей жене… У них старые счеты… Мать Ларисы работала в семье Вельде домработницей… Они, Аня и Лариса, росли вместе, но, понятное дело, в неравных условиях…
– Значит, назвавшись Ирмой, твоя жена использовала меня, заказывая это немыслимое количество платьев, чтобы потом, выкрав оставшиеся платья, выдать их за Ларисины?…
– Дело не в том, чтобы выдать их за чьи-нибудь… Как видишь, она не пошла в своей мести дальше… Она бы могла сделать на коллекции деньги, но ей для удовлетворения этой самой мести хватило и спектакля в «Савойе»…
– Ладно, бог с ней, с этой Анной, но ты-то почему меня не искал? Анна захотела и нашла, а ты?
И он рассказал о том, как увидел ее на скамейке на Пушкинской площади.
– Я действительно там была, но потом пошла искать квартиру…
– Это я уже потом понял, после того, как поговорил с Родиковым, что в это самое время на этом же самом пятачке площади появилась Маша, одетая в твой костюм и желтые перчатки, которые Лариса украла из нашего номера в гостинице… Понимаешь, ты ушла, а в это время набежали туристы, я потерял тебя из виду, а увидев девушку в черном костюме и желтых перчатках, подумал, что это ты…
И хотя Игорю неприятно было рассказывать ей про ресторан «Макдоналдс» и про коммерческий ларек, он все же рассказал, объяснив, как ему было больно узнать, что девушка, в которую он был влюблен, позволяет себе такие вещи…
Невский вдруг вспомнил, что оставил свою дорожную сумку в холле. Когда он вернулся с ней, открыл и достал оттуда достаточно объемный пакет.
– А это тебе еще от одного человека, которого ты тоже хорошо знаешь. Разверни, мне кажется, я догадываюсь, что там…
Валентина развернула сверток и увидела черный костюм и аккуратно сложенные на нем сверху желтые
