повозке, он даст выкуп за свою жену. А она сама…
Юста Калан, глава Ведомства проблем Гауграза. Самое время эффектно сбросить накидку со стриженых светлых волос и представиться контрабандисту на всеглобальном языке. Наверное, это произвело бы на него впечатление… вот только я не была уверена, что именно такое, как нужно мне. Если он не просто зарабатывает здесь деньги, но и, как некогда Роб, ставит выше всего на свете свободу, то мой чиновничий титул аккумулирует для него все то, что он привык презирать и ненавидеть. Не стоит.
Но Танна-тенг! «Летающая повозка» и «гебейный офицер», при том что Слав был голый по пояс, без всяких знаков различия… странно. Я давно перестала видеть логику в происходящем сейчас на Гаугразе. Поэтому мне лучше не вмешиваться.
Нелегал вздохнул со снисходительной досадой:
— Допустим, я тебе верю, и ты не привел мне третью дочь своего дедушки… успокойся, шучу. Допустим, тут и вправду зависал какой-то гебейщик… на капсуле сбежал, говоришь?
И тут я, только что решившая молчать, вклинилась в дипломатические переговоры, как артефактный нож в кусок гаугразского сыра. Выговорила негромко и быстро, на всеглобальном:
— Там еще был ребенок, девочка. Пожалуйста, узнайте у него: она тоже села в капсулу?
Контрабандист взглянул на меня с веселым удивлением. И послушно перевел вопрос на южное наречие куда безграмотнее, чем я сумела бы сама.
— Да, — отмахнулся смертовик.
— Да, — перевел нелегал. И уже от себя спросил: — Дочка?
Я кивнула. Аська… Боже мой, я могла бы узнать еще неделю назад… или хотя бы вчера… просто спросить Танна-тенга, он бы ответил… идиотская конспирация, стоившая, наверное, нескольких лет жизни. Но теперь все будет хорошо. Аста взрослая, самостоятельная, дома она не пропадет… Только бы Слав ее не обижал, он ведь не любит мою Аську, потому что она дочь Мариса… какая ерунда…
Рассмеялась тихо и блаженно, как помешанная. Впрочем, никто на меня не смотрел.
Они продолжали переговоры, но слова проходили сквозь меня, не оставляя за собой ни тени смысла, как если б я никогда не изучала наречий Гауграза. На помощь Танна-тенгу пришел смертовик постарше, кажется, он повел разговор в более жестком ключе, но суть от меня все равно ускользала. Присоединились остальные: то ли пятеро, то ли шестеро, я все еще никак не могла их сосчитать… В воздухе стоял гвалт рассерженных гортанных голосов, из которого сознание кое-как вылавливало отдельные слова. Чаще всего повторялось то нелепое, жаргонное, явно оскорбительное — «дембель»…
Солнце поднялось высоко, и крыша бункера заблестела равномерно всеми гранями. Так близко… Может быть, пока они выясняют отношения, постепенно подбираясь к грубой и неравной драке, — попробовать бежать? Там, в бункере, хорошая оптика, меня должны заметить и прикрыть в том случае, если смертовики, бросившись в погоню, откроют огонь.
Нервно усмехнулась. Еще неизвестно, кто начнет стрелять в меня раньше. С какой стороны. На мне гаугразская одежда… да дело и не в этом. Они всегда сначала стреляют.
— Стоп!
Выгоревшая светлая макушка уже совсем скрылась за столпотворением черных папах и бород. Я увидела лишь руку, сжатую в кулак: нелегал вскинул ее вверх, призывая к тишине. И, что удивительно, его послушались.
— Вот что, — акцент в его речи стал еще заметнее, — мне плевать на вашу войну и тем более на ваш дембель. Я должен видеть свой интерес, остальное меня не касается. Сейчас поболтаю с вашей пленницей, соображу, светит мне хоть что-нибудь или одна головная боль. А потом, может, и сторгуемся. Ну, как тебя зовут?
Он забыл перейти на всеглобальный. А я забыла, что не могу, по идее, его понимать. Впрочем, теперь уже все равно.
— Юста.
— По правде, просто хотел стволы сбросить. Спрос на фиг обвалился, а если возвращаться и возьмут на заставе со стволами, то все, кранты. Вообще-то я совсем не по этим делам, чтобы пленных выкупать… А твой муж правда гебейщик?
— Не муж.
— А-а. Так, может, он за тебя и не заплатит?
— Может быть.
— Ни фига себе. Так и знал, что развели за здорово живешь.
Он рассмеялся. Веселый парень, балагур, при ближайшем рассмотрении совсем не похожий на Роба — если не считать отпечатка профессии. Впрочем, с ним все равно было гораздо спокойнее, чем в компании отряда смертовиков под предводительством юного и непредсказуемого Танна-тенга. Теперь главное — добраться до заставы. Идти пешком в гаугразском платье и шароварах, после недели впроголодь в яме и ледяного перевала, оказалось еще труднее, чем ехать на спине животного лошади. Бежать, если возникнет такая необходимость, я уж точно не смогу.
Граненый стеклопластик бункера приближался; я перевела дыхание и зябко повела плечами. Неуютно чувствуешь себя на линии огня.
— Ты так всегда и ходишь под самым бункером?
— Ну, во-первых, у меня маршрутов до фига. И на Север выхожу, и на Срединку, капсулой оно ж запросто. А на Юге это самая короткая дорога. Раньше, понятно, делал крюк на случай атаки, но все равно держался поближе: у меня по всей границе ребята знакомые служат, прикроют, если что. А сейчас можно и напрямик. Дембель!
— Что это такое?
— Дембель? — Он усмехнулся. — Ну ты даешь! Дембель — это дембель. Никто не знает. Просто в один прекрасный день смертовики развернулись и ушли по домам. Остались небольшие оборонные отряды на случай атаки наших, прикидываешь?! — Последнее было, вероятно, удачной шуткой, потому что нелегал расхохотался уже во весь голос. — Взяли и ушли. Все разом. Так что оружие надо толкать поскорее таким вот желторотым дурачкам, как этот твой… Танна-тенг.
— Подожди. — Я едва поспевала за ним, путаясь в подоле и судорожно пытаясь разобраться в новой информации. — Получается, у них есть централизованное командование?
— Получается, есть.
— Но каким образом? Нужна как минимум разветвленная система связи… в традиционном обществе? Да и вообще такая структура предполагает совсем другой менталитет…
— Смотри, какая ты умная. Может, ты сама гебейщица?
— Может быть.
Моему спутнику (конвоиру?) требовалось совсем немного, чтобы разразиться хохотом, раскатистым, как шум прибоя у подножия Лайи. Впрочем, возможно, это была реакция, отходняк после переговоров со смертовиками. После того, как контрабандист, задав мне пару наводящих вопросов на всеглобальном, выяснил, что я не являюсь стриженой светловолосой гаугразкой (разузнать обо мне что-то большее он и не пытался), переговоры возобновились и несколько раз зависали на грани рукоприкладства и поножовщины, а может, и стрельбы. Он сильно рисковал со мной. Правду говоря, я не совсем понимала, чего ради он так рисковал. Особенно если главной целью было, как он признался теперь, всего лишь «сбросить стволы».
В нагрузку ко мне — или наоборот? — ему удалось выторговать серебряную пороховницу (сомневаюсь, чтобы в ней действительно держали порох), две расписные пиалы и башлык с золотой нитью. Артефакты — так это называется на их профессиональном жаргоне. Которым пользовался когда-то и Роб…
Роб. Вот сейчас мы дойдем до бункера — и все. Никогда мне больше не попасть на Гауграз, чтобы разыскать его… добиться этого было невероятно трудно и раньше, а сейчас, после всего, что со мной случилось, станет вообще невозможно. Впрочем, Слав поможет, наверное, все скрыть, — это в отличие от выкупа предприимчивому нелегалу в его интересах. Но за неделю в Глобальном социуме могло произойти слишком многое: кто знает, как далеко успел продвинуться процесс, запущенный на Любецком митинге… по логике, следующим шагом должно было стать сворачивание всех программ, связанных с выходом на Гауграз, в том числе и по линии Внешнего департамента ГБ. Надо расспросить моего контрабандиста. Он должен быть в курсе.
И еще. Даже если все препятствия преодолимы, хватит ли у меня сил, стойкости, куражу снова рваться
